Сославшись на мнимую головную боль, я рано легла спать, оставив Анджелу и Кеннета с мисс П. и мамой в музыкальной комнате. Брат и сестра пели дуэтом — причем хорошо. Они пели прекрасно. Еще одна ложь. Я просто не могла вынести восторженной маминой похвалы.
Несколько раз за день я заходила в свою комнату — посмотреть, не вернули ли они мой дневник. «Может, они уничтожили его?» — гадала я. Вопреки всему, я надеялась, что они так и поступили, отказавшись от своего слишком опасного дьявольского плана. У меня не было возможности спросить кого-нибудь из них, поскольку они старались не оставаться со мной наедине. Я заметила, что они наслаждаются моими страданиями.
Когда я поднялась к себе в спальню, на столе лежал ключ, который я прятала в ящике. Кровь застыла у меня в жилах, как только я увидела его на видном месте. А что если бы мама или мисс Перкинс… но мои кузен и кузина знают, что ни мама, ни мисс Перкинс не способны на столь нескромный поступок… и, что хуже всего, обе они доверяют мне!
Если этот документ когда-нибудь будет найден, хоть кто-нибудь да узнает, что я пережила. Поэтому я хочу записывать все-все — писать быстро и на ходу. Они не смогут уничтожить это свидетельство: им придется вырвать все страницы до одной. На каждой должно говориться об одном и том же — обо всем.
Но ах… подозреваю, они так аморальны, что…
Мне кажется, то, о чем я пишу здесь, никогда не сможет тронуть их сердца. Сердца так трудно тронуть. «Нельзя быть чересчур подозрительной», — говорят мне все. Так что это бесполезный зов. Молитва, которую способен услышать лишь дьявол.
За ужином мне пришло в голову, что если бы удалось запереть дверь между комнатами, я смогла бы избавиться от них. Ведь было бы опасно и почти невозможно входить и выходить из моей комнаты через коридор. Я могла бы даже выбросить ключ в кусты под окном. Казалось, ужин продлится вечно, и я с трудом дождалась его конца. Но увы, как я могла быть такой наивной? Ключ, разумеется, унесли, и я прекрасно знала, что искать его бессмысленно.
Я в каком-то оцепенении и пытаюсь убедить себя, что все это — сон. Естественность их дневного поведения поистине изумляет. Приятные и скромные манеры Анджелы, учтивое спокойствие Кеннета — все это усиливает путаницу у меня в голове.
Кеннет и Анджела уже поднялись наверх. Я оставила двойную дверь, ведущую в коридор, чуточку приоткрытой, чтобы услышать их приближающиеся шаги, несмотря на толстый ковер. Мне нужно точно знать, когда возникнет опасность.
Как только они прошли, я бесшумно закрыла дверь, разделась и, записав это, легла в постель.
Позднее.
Да, я легла в постель и спрятала голову под одеяла. Дрожа от страха и притворяясь спящей, я молилась о том, чтобы они оставили меня в покое. Минуты тянулись долго, точно часы, и наконец, как я и догадывалась в глубине души, дверь между нашими комнатами отворилась, и они вошли. Высоко над головой Кеннет держал лампу: не проронив ни слова, он шагнул к моей кровати и, стянув с меня одеяла, велел встать и снять ночную рубашку. Вся трепеща, я подчинилась и встала перед ними голая, ожидая распоряжений. Затем Анджела подвела меня к креслу перед письменным столом и, привязав мои лодыжки к передним ножкам, раскрыла мой дневник, почистила перо, открыла роговую чернильницу и велела мне продемонстрировать свои способности:
— Увековечь впечатления минувшего дня.
— Я рассчитываю страниц на пять, как минимум, — вставил Кеннет.
Оба рассмеялись и ушли, закрыв за собой дверь.
С тех прошло много времени. Путы жестоко оттягивают мне лодыжки, ведь моя нескромная поза заставляет меня инстинктивно сводить ноги вместе. Меня также терзает желание справить нужду. Я не смею шелохнуться. Но мне все же придется подтащить кресло к тумбочке.
Позднее.
Я снова в кресле, с привязанными лодыжками. Мне трудно представить, что еще совсем недавно я оплакивала свое положение. Что же мне сказать теперь, когда к моему позору добавился новый стыд?
И какая мука вести этот дневник, в котором я, по их приказанию, должна описывать все происходящее в мельчайших подробностях! Иначе (призналась мне якобы по секрету, Анджела) Кеннет сделает со мной что-нибудь такое, после чего я через месяц рожу ребеночка. Она сказала, что я не только подвергнусь адским мукам, но и открыто навлеку позор на свою семью, а если выживу, окончу дни в монастыре. Хоть я была вне себя от страха, я пригрозила ей ответным разоблачением. Но она лишь рассмеялась и сказала, что мне никто не поверит. Подобное уже однажды случилось в Индии, добавила она, но все кончилось тем, что истица угодила в сумасшедший дом, куда семья с радостью упекла подобное чудовище.