Казалось, ее обуяла с трудом сдерживаемая ярость. Анджела помогла мне сесть на лошадь, и мы поскакали к дому, оставив Кеннета нас догонять.
Когда подъехали к озеру, она спешилась и, намочив носовой платок в холодной воде, вытерла мое заплаканное лицо. Затем мы молча продолжили путь. Услыхав далеко позади лошадь брата, Анджела перешла на легкий галоп, и мы добрались домой вместе с Кеннетом, несшимся во весь опор вслед за нами. Он был бледен и поминутно рисковал грохнуться оземь.
В очередной раз я стала свидетельницей их поразительного дара притворства.
Завтрак уже подали. Мама редко спускалась к нему, но на сей раз решила составить нам компанию за столом. Я побледнела от стыда и страха, увидев, как она выходит на террасу: я была уверена, что, невзирая на хлопоты Анджелы, на моем лице еще заметны следы ужаса от того, чего я каким-то чудом до сих пор избегала. Но как только я поцеловала маму и пожелала ей доброго утра, ее вниманием завладела приветливая и жизнерадостная Анджела, которая подробно рассказала о нашей ранней прогулке. Анджела восторгалась красотой аллей и тропинок в парке, великолепием пруда на рассвете и яркой окраской мха. Кеннет, похоже, взявший себя в руки, тоже присоединился к оживленной беседе. Мне же сказать было нечего, и я беспокоилась лишь о том, чтобы не проговориться и ничем себя не выдать, хотя страшно хотелось выкрикнуть правду, для которой я, наверное, не смогла бы подобрать слов. Я сидела, склонившись над бифштексом с картофелем, а они качали головами и болтали, на лужайке сверкала роса, и птицы радостно щебетали. Я ела молча, ведь моему нежному возрасту приличествует молчание, и почтительно слушала разговор старших.
Почти всю вторую половину дня Анжела писала мамин портрет. Мама отдыхала в шезлонге. Я предположила, что, возможно, она не желает оставлять нас наедине. Мне бы хотелось так думать. Кеннет читал в библиотеке. Я застала его там, когда мисс Перкинс послала меня за экземпляром «Потерянного рая», забытого викарием в один из его недавних визитов, и мы собирались вернуть ему книгу, когда пойдем гулять.
Кеннет лежал на кожаном диване перед камином и рассеянно всматривался в страницы трактата «О свободе» Джона Стюарта Милля. Наверное, он мало что мог разобрать, ведь комната была погружена в полумрак: шторы задернули из-за жары, и, проходя мимо, я не заметила Кеннета, пока он не ущипнул меня за кожу, а затем попытался притянуть к себе. Беззвучно борясь с ним и опасаясь, что в этот самый момент войдет мисс П., я ухитрилась схватить его зубами за руку и укусить, и тогда он, корчась от боли, отпустил меня.
Этот странный юноша уставился на меня в полутьме.
— Что за вздор — этот Милль, — сказал он с ухмылкой.
Вся трясясь, я убежала от него и поднялась к себе в комнату, чтобы успокоиться. Я слышала, как мисс П. зовет и ищет меня по всему дому.
Кеннет спустился к ужину с перевязанной рукой. Он извинился за то, что разбил вазу у себя в комнате. Я заметила, что Анджела с довольным видом следит за ним. Ел он угрюмо, явно был не в духе, и мама поинтересовалась, что же его так гнетет.
— Виктория, — сказала она, — ты должна уважительно относиться к нашим гостям. Постарайся их развлечь.
После ужина мы играли в шашки, и все рано ушли спать.
Сейчас уже поздно. Из комнаты Анджелы не слышно ни звука. Недавно они поссорились, хотя голоса были приглушенные.
Они не приходили за моим дневником. Сейчас я лягу спать. Пожалуй, они забыли про меня.
Кеннет игнорировал меня весь день, если только рядом не было мамы. С Анджелой он явно так и не помирился, ведь хотя они холодно вежливы друг с другом, я — зная их, увы, слишком хорошо — заметила между ними какое-то напряжение.
Неужели Анджела все-таки хочет пощадить меня? Неужто она перешла на мою сторону?
Позднее.
Я уже лежала в постели, когда Анджела вошла в комнату и велела мне встать и идти за ней. Я робко взмолилась. Но, грубо вытащив меня из-под одеяла, она сорвала с меня ночную рубашку и втолкнула в соседнюю комнату, где сидел в кресле голый Кеннет. Уложив меня на кровать напротив него, она приказала раздвинуть ноги и так остаться. Затем, усевшись рядом, заговорила с Кеннетом на иностранном языке, которым они пользуются между собой. При этом она удовлетворенно наблюдала за его низменным интересом к моей позе, которая не могла не возбуждать. Кеннет отзывался на легкомысленную болтовню сестры умоляющим тоном. Она пару раз показывала на меня, как бы подробно описывая ту или иную часть моего тела. Я заметила, что Кеннет — вне себя от похоти и вожделения, но при этом себя не трогает. Он не отрывал от меня взгляд — жадный и в то же время страдальческий, любуясь моим непристойным видом.