Я требую от тебя инфернальной или, если хочешь, детской чистоты: обещаний взамен не будет, да и тебя не свяжут никакими обязательствами. Ты услышишь голос, исходящий от тебя и управляющий твоей судьбой: то голос желания, а не желанных существ.
На самом деле, наслаждение не имеет большого значения. Оно принимается как довесок. Наслаждение или радость, безумная аллилуйя страха[50] — символ пространства, где сердце разоружается. В этом потустороннем, наполовину лунном мире, где каждый элемент разъеден, розы, влажные от дождя, озаряются грозовым светом.
Я вновь вижу незнакомку в маске, тревога снимает с нее платье в борделе, лицо закрыто, а тело обнажено: пальто, платье и белье разбросаны по ковру.
Мы пользуемся трамплином наслаждения, дабы попасть в эту область грез. И конечно же, наслаждение обретается лишь при нарушении общепринятых предписаний, обустройстве ужасного мира. Но верно также обратное. Мы бы не обрели того несчастливого угла зрения, под коим раскрывается истина, если бы наслаждение не гарантировало наших невыносимых поступков.
Твоя задача в этом мире — вовсе не обеспечить спасение души, жаждущей покоя, или снабдить свое тело финансовыми преимуществами. Твоя задача — поиск непознаваемой судьбы. Поэтому ты должна бороться с ненавистными ограничениями, которые система условностей противопоставляет свободе. Поэтому ты должна будешь вооружиться тайной гордыней и несгибаемой волей. Преимущества, данные тебе фортуной — твоя красота, свежесть и запальчивость, — необходимы для твоего разрыва.
Разумеется, это свидетельство не будет по-настоящему раскрыто: свет, излучаемый тобой, станет похожим на свет луны, заливающий спящее поле.
Тем не менее, твоей жалкой наготы и транса твоего тела, раздраженного этой наготой, будет достаточно для разрушения образа ограниченной судьбы существ. Так же, как падающая молния раскрывает свою истину только тем, кого задевает, вечная смерть, разоблаченная в нежной плоти, поразит лишь немногих избранных. Вместе с тобой эти избранные вступят в ночь, где исчезают человеческие представления: ведь лишь безграничная тьма скрывает, вдали от дневной неволи, столь ослепительный свет. Стало быть, в аллилуйе наготы ты еще не достигаешь той вершины, где раскрывается вся истина. По ту сторону болезненных восторгов ты еще усмехнешься, вступая под сень смерти. В этот миг в тебе расторгнутся и разорвутся узы, принуждающие существо к прочности, и я не знаю, заплачешь ли ты или засмеешься, обнаружив на небе своих бесчисленных сестер…
Жорж Батай
Письмо Диане Кочубей
Теперь для меня настал сущий ад. Только о тебе и думаю, все остальное потеряло смысл, а сейчас и тебя больше нет, и я слишком хорошо представляю себе твою жизнь.
Вспомни, что я сказал на террасе или в столовой в первые часы. Я так страдаю, что смерть кажется мне пустяком, но ты должна четко знать, что я не смирюсь, если между нами встанет хоть какое-то препятствие, помимо смерти. Я был бы просто счастлив умереть ради тебя, и ты тоже должна быть счастлива, если я умру из-за тебя. В действительности я боюсь, что отдавать тебе свою жизнь, продолжая ее день за днем, быстро станет пошлостью, я не верю в это, но подобные вещи способны внушить страх [?] в твоем присутствии. И если моя смерть окажется достойнее тебя, нежели моя жизнь, тебе придется смириться и понять это. Ничего не поделаешь, если это противно и ужасно для тебя — невзирая ни на что, я могу подарить тебе это вдобавок. Не знаю, что в точности означают все те слова, которые я наговорил о моей любви к тебе (хоть я верю в них, насколько можно во что-либо верить), но могу сказать с полной уверенностью, что ты — единственная, кому я способен отдать себя без остатка, и я ни за что не сделал бы этого ради кого-то другого. Вот какое значение имеешь для меня ты, и больше — никто. Больше никто для меня не важен, я зациклен на том, что ты — это ты, и не только из-за того, что я смог узнать о тебе, но также из-за того, что ты скрыла от меня, это ужасно и [нрзб]. Я хочу слышать только о тебе, и хотя глупо, что я до такого докатился, я знаю, что, наоборот, вся остальная моя жизнь должна казаться мне глупой. Я готов терпеть себя, только если люблю тебя со всей той абсурдностью, каковую это подразумевает. И без этой любви к тебе я был бы лишь собственной тенью, наверное, достаточной для того, чтобы стать тем, кем являюсь теперь, любя тебя, но мое существование имело бы смысл лишь в связи с этой возможностью.
51
Самуа-сюр-Сен — городок близ коммуны Фонтенбло, в департаменте Сена-и-Марна (Иль–де–Франс).
52
Восемь страниц из блокнота с клетчатой бумагой, формата 12,5 X 21,5, исписанных с двух сторон. —