Представьте себе, что хотя бы одно поколение вырастет на его проповедях.
А теперь прошу вас высказывать свое мнение.
Старейшина (не очень-то решительно):
Я говорю от нас всех, прерывается преемственность поколений.
Недавно мой внук сказал противоречащее Заветам, я пристыдил его, он же заявил мне, что у нас всех один Отец Небесный (Бог) и над тем, что ему говорить только Божья власть и более ничья.
Еще он заявил как-то: «не собирай сокровища на Земле, собирай себе сокровища на Небе». Или что-то в этом роде... Какой из него выйдет хозяин после этого? Он попросту разорится... Станет бродягой как его учитель.
Прерывается преемственность поколений...
Один из судей (робко):
Если так пойдет дальше, люди заявят, что им нужен новый суд...
Каиафа («подводит итог»):
Значит, мы решили выслать его.
Эпизод шестнадцатый «Не сказанные слова»
Иисус у первосвященника. Говорят наедине. Сановник присутствует скрыто.
Каиафа (скрывает волнение, официально):
Я позвал тебя, Иисус из Галилеи, чтобы серьезно поговорить.
Иисус (узнал его, улыбается в ответ):
Я давно ждал этой встречи, брат мой, и рад, что ты нашел время поговорить со мной.
Каиафа (мягко):
Я обращаюсь к тебе как к мудрому человеку, как к философу, и надеюсь, что философ меня поймет.
Наш народ не привык к философским беседам, и не отличает их от проповеди. Твои слова, друг мой, понимают слишком буквально. Ты говоришь, чтобы добиться процветания, необходимо «съесть пуд соли», и они начинают есть соль. Это несет им вред.
Ты различаешь область духа и область в противоположность, вполне осязаемую и знаешь, конечно, что как только твои беседы начинают приносить вред практический, их надо прекратить.
Тебе вполне достаточно своего круга, зачем смущать простых людей.
А, впрочем, я не настаиваю, в конце концов, они возвращаются к своим домам и к своим делам. А те, кто не возвращается, не приставишь же им свою голову и свои руки.
Но дети, друг мой. На детей твое влияние недопустимо пагубно. И они жестоко страдают, прежде всего, от своих близких. Дети не соглашаются со стариками, это достойно всякого порицания, согласно обычаям. Дети - наше будущее. Их необходимо пожалеть и оградить. Я настаиваю, чтобы ты прекратил проповеди детям и несовершеннолетним. Это единственное, на чем я настаиваю.
Иисус (говорит негромко как с давним другом):
Вот сейчас ты жестоко страдаешь от забот мирских, что к тому же не идет к твоему сану. Ты думаешь о торговле, о налогах, и это не дает тебе покоя даже ночью. А ведь ты в более выгодном положении, чем другие, ты избрал духовный путь, ты священник. Ты уже сделал свой выбор, ты уже стоишь на истинном пути, только иногда забываешь об этом. Или тебя заставляют забыть...
Каиафа (тише):
Я действительно не спал ночь. Ты прав, я избрал духовный путь и в твоих словах я вижу истину. Но что делать, если мир духа борется с миром плотским даже в Храме.
Иисус (смотрит на него внимательно):
Так перейди на свою сторону, не позволяй согнать себя со своего «места», ибо, когда лишишься его, будешь искать любого прибежища и не найдешь, как было сегодня ночью.
Каиафа:
Боюсь, все, что я могу, это отойти в сторону.
Иисус (оглядывается, давая понять, что говорит не только Каиафе):
...Не первый раз я вижу страх в глазах людей, облеченных властью. Они думают, что решают судьбы народов, но только Бог властен над нами и без его ведома ни один волос не упадет с твоей или моей головы.
Отвечай за себя, брат мой. Ты ведь знаешь ответ.
Каиафа (осторожно):
Да, знаю.
Иисус:
Я буду за тебя молиться.
(собирается уходить, но вдруг оборачивается, словно забыл что-то сказать)
Я не перестану говорить с детьми.
(укрытию сановника, мягко, но с убежденным отрицанием):
...Вы осмелитесь назвать их отступниками?
(Сановник оживляется, явно чувствуя, что это к нему, он ничего не может видеть, только слушает, поэтому с изумлением смотрит в стену, плотно закрывает глаза (последние слова задели его, покушение на детей - тема, которую старательно избегают, чтобы не вспоминать некое «темное пятно»).
Каиафа (поспешно):
Нет, нет... Я знаю. И вижу, что очень скоро тебе придется уйти из города.
Иисус:
Идем со мной, брат мой.
Каиафа (отрицательно качает головой, показывает на укрытие сановника):
Здесь больше нет Каиафы, здесь только первосвященник иудейский.
(говорит чуть тише)