Один из торговцев (обращается к Иисусу):
А теперь пойдем в мой дом...
Священники принимают скорбный и осуждающий вид.
Один из них (Иисусу, укоризненно):
Ты, Иисус из Галилеи, учишь детей закону Божьему. Хочешь, чтобы тебя считали праведником. Сам же в сборище ешь, пьешь вино, веселишься, обсуждаешь заветы, которые обсуждению не подлежат... Тебя зовут и угощают всякой пищей, вином, и ты идешь и других ведешь с собой...
Иисус (весело):
Здесь праздник духа. Присоединяйтесь к нам.
Уместно ли поститься во время брачного пира, когда жених обрел свою невесту?
Я же говорю о празднике духа, когда обрели мы от Господа нашего путь к спасению.
Когда теряют, тогда и постятся со скорбным видом...
Священники принимают все более непреклонный и осуждающий вид.
Иисус (улыбается):
Как-то царь собрался устроить брачный пир для своего сына и послал слуг позвать самых достойных. Слуги принесли отказ. Тогда царь велел им пойти еще раз, чтобы объяснили, какой чести удостоились избранные. Те снова отказались.
Тогда велел царь своим слугам идти на дорогу и звать всех, кто встретится на пир, дабы разделили с ним радость. И в открытые двери вошло много разного народа, и каждый нашел себе место...
(Священники переглядываются. Вся компания замирает, ожидая их ответа и предвкушая интересную беседу. Священники с непреклонным и скорбным видом удаляются. Иисус смотрит им вслед, он снова не успел договорить.)
Торговец (священникам вслед, весело):
Кто не хочет беседовать, того не тянем... А теперь пойдем в мой дом, пока эта скорбная процессия не нагнала на нас всех тоску.
Не в брюхе правда, а в ухе!
(показывает себе на ухо)
Компания веселится, уходит. В сумраке опустевших улиц еще мелькают огоньки их светильников, слышны негромкие голоса. Все исчезает. Снова только сумрак и тишина. Город спит.
Эпизод седьмой «Проблема»
Иуда у первосвященника Каиафы.
Иуда:
Я узнал о том человеке, Иисусе из Галилеи.
(с улыбкой)
Этот человек долго жил в чужих странах. Его манера выражать свои мысли не совсем понятна простым людям. Но он умный и образованный человек и скоро освоит наше наречие. Тогда и все недоразумения исчезнут.
В своей необычной манере он призывает людей к умеренности в своих желаниях и покорности Богу. Он проповедует, что Бог спасает тех, кто сам себя спасает. Это практично и полезно для нашего народа. Особенно сейчас, когда мы под властью Рима и жаждем вернуть себе свободу.
Этот человек призывает к действию, но не к бунту, он чрезвычайно миролюбив. Это нам полезно, мы еще слишком слабы, чтобы противостоять Риму. Духовное возрождение - вот, что сейчас нужно людям, они должны поверить в свои силы. Как раз это он и пытается им внушить. Этот человек нам чрезвычайно полезен. А проблема с языком, - всего лишь временная трудность.
В Риме и Греции людей, таким образом выражающих свои мысли, называют философами. Они абсолютно не опасны. Их идеи кажутся бредовыми, даже вызывающими, но не находят практического применения, предмет их умственных упражнений - душа, а не тело. Они говорят об идеале, а он, как известно, не достижим. Иудеи же мыслят практически, и его проповеди вселяют в них веру в себя и свой народ. Вот почему этот человек чрезвычайно нам полезен.
Позволь мне остаться при нем, и ты будешь получать достоверные сведения о его влиянии на людей.
Кстати, он просил оказать ему честь познакомиться с тобой.
Каиафа (морщится):
Как-нибудь позже. Философы плохо поддаются влиянию, я лишь потеряю с ним время. Здесь мы ничего не выгадаем. Пусть будет по-твоему, оставайся при нем.
Иуда (себе, торжествуя):
Победа. Мы выиграем время, а там вы, друзья мои, побоитесь тронуть праведника, которого так любит народ.
Не так уж давно ты стал первосвященником, Каиафа.
Иуда идет к Иисусу.
Иисус (всматривается в него, несколько удивленно):
Ты говорил с первосвященником. Что же ты сказал ему обо мне?
Иуда (просто):
Сказал, что ты философ, что не опасен, что поднимаешь дух в народе и укрепляешь его веру в свои силы.
Иисус:
Значит, ты считаешь мои идеи опасными.
Иуда:
Всякий, кто поймет их, сочтет их опасными в определенном смысле. Прежде всего, для сторонников восстановления потерянной из-за нашествия, разумеется, власти, у них только один способ и отсюда нам следует ожидать удара. Твою притчу о виноградарях, которые не признали хозяина, того, что распорядился, и не возвращался до урожая, я внимательно слушал и остальные тоже. И все подобные притчи. Ты не признаешь власти человека над человеком. Не признаешь никакой власти, кроме Божьей и хочешь освободить людей от страха, ты просто убежденный противник всякого насилия. И это здесь, у нас, где воинственный настрой уже символ освобождения, а страх - единственный рычаг управления!