Революционерку такое признание, кажется, обрадовало. У нее появился «коллега» по правонарушениям, и на меня она взглянула мягче, чем раньше. Генерал же, смущенно откашлявшись, продолжил представлять меня дочери:
— Наташа, мы с maman не хотели тебя волновать, но дело в том, что Алексей Григорьевич — наш близкий родственник.
— Очень любопытно, — резко откликнулась агрессивная барышня, впрочем, безо всякого интереса в голосе. — И кем же он нам приходится?
— Вам, скорее всего, я прихожусь двоюродным правнуком, — по возможности вежливо ответил я. Меня начинала раздражать эта непокорная девица.
— Кем? — только и сумела переспросить Наталья Александровна, вытаращив на меня глаза.
— Дело в том, Наташа, — мягко вмешался чадотерпимый отец, — что Алексей Григорьевич прибыл к нам из будущего. Мы еще не выяснили степени родства, но он, скорее всего, прямой потомок Миши или Саши.
— Кого, кого?
— Да, mon cher, он правнук кого-то из твоих братьев. Судя по фамилии Алексея Григорьевича, он наш потомок по мужской линии…
— Но ведь Миша и Саша еще совсем дети! — удивилась девушка.
— Простите, Наталья Александровна, если не секрет, в каком году вы родились? — спросил я.
— Никакого секрета здесь нет, я не кисейная барышня, чтобы скрывать свой возраст, мне уже двадцать два года.
— Значит, вы родились в 1878 году, а я ста тридцатью с лишним годами позже, так что вы на много лет старше меня. За это время, я думаю, и Саша, и Миша успели повзрослеть.
— Рара, а вы уверены, что этот человек в своем уме и говорит правду? — не глядя на меня, сердито спросила Наталья Александровна.
— Натали, как ты можешь, что за моветон! — вмешалась Софья Аркадьевна. — Рара всегда уверен в том, что говорит!
— Да, Наташа, мы с Алексеем Григорьевичем объяснились и вполне удовлетворены друг другом. О том, что Алексей Григорьевич… существует и может навестить нас, я узнал еще от своего деда.
— Но, рара, вы никогда ничего подобного не рассказывали, я не представляю…
— К тому же тебе следует знать, — перебил дочь Александр Иванович, — что это наше имение куплено моим прадедом на деньги, полученные им от Алексея Григорьевича, так что он здесь у нас не столько гость, сколько хозяин.
— Это правда, Василий, извините, Алексей Григорьевич? Значит, вы не филер?
— Нет, я не филер.
— Извините, рара, можно, я еще спрошу? Алексей Григорьевич, если вы гость из будущего, ответьте, революция в России будет?
— Будет, — подтвердил я.
— Она победит, или ее зальют кровью невинных?!
— Натали, как ты можешь такое спрашивать! — опять вмешалась в разговор бдительная Софья Аркадьевна.
— Победит, — успокоил я революционерку, — и очень скоро, ровно через семнадцать лет.
Родители смутились и с вопросительной тревогой посмотрели на меня, пытаясь понять, шучу я или говорю серьезно. Только дочь поверила мне с первого слова.
— Ура! — закричала она. — Я знала, я предчувствовала! Сбудутся вековые чаянья народа! «Оковы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа, и братья меч вам отдадут!»
Я ее радости не разделил:
— Возможно, — продолжил я, — только лично вам я бы посоветовал к этому времени уехать из России.
— Почему?
— Потому что иначе вас расстреляют, как дворянку и дочь генерала. Как и всех ваших близких.
— Но позвольте, за что? — удивленно спросил Александр Иванович.
— За то, что вы пили народную кровь.
— Но я не пил ничьей крови, — запротестовал Александр Иванович, — напротив, всеми силами служил Отечеству! А Наташа, к тому же, увлечена этой глупой революционной борьбой!
— По мнению революционеров, вы служите не Отечеству, а кровавому царскому режиму, а Наталья Александровна, сколько я могу судить, революционерка-народница. Победит же другая революционная партия, которая уничтожит сначала всех конкурентов, а потом и своих активных членов.
— А народ, народ будет счастлив? — дрогнувшим голосом спросила Наталья.
— Да, будет, но не весь народ, а та его часть, которая не погибнет во время гражданской войны, не умрет от голода, выживет в лагерях, то есть на каторге. Лагеря — это будет такой вид каторжных работ для миллионов революционных рабов, — пояснил я ожидающие их перспективы.
— Значит, все-таки кто-то станет счастлив, — упрямо сказала революционерка.
— Да, те, кто научится беззаветно и преданно любить ставших вельможами бывших революционеров, эта часть народа будет счастлива.
— Но то, что вы говорите, совершенно немыслимо! — твердо сказал действительный статский советник. — В России такое просто невозможно.
— Ну, почему же, — хладнокровно парировал я. — У нас, к сожалению, возможно все. Позвольте привести вам простой пример из жизни?
— Извольте.
— Наталья Александровна, как вы попали к Еремею?
— Мы с ним немного знакомы, — недоумевая, к чему я клоню, ответила девушка. — Он у нас здесь бывал, и когда я решила посвятить себя просвещению и уйти в народ, я обратилась к нему с просьбой об убежище.
— Бесплатно?
— Нет, конечно, я ему заплатила за постой и еду.
— А, вы, Александр Иванович, от кого узнали, где искать дочь?
— Да-с, — смутился генерал, — от того же Еремея и тоже не даром…
— Вот и представьте, что этот Еремей после победы революции, как представитель народа, станет губернатором, что он предпримет?
— Как это возможно? — запротестовал Александр Иванович. — Он едва знает грамоту!
— Да, но когда падет царский режим и с ним все старое чиновничество, кто встанет на ваши места? Наиболее безнравственные и предприимчивые люди, вроде этого вашего слуги двух господ.
— Но ведь существуют же какие-то принципы! Как может существовать государство без правильного управления? Существуют определенные правила и законы…
— Думаю, что не для Еремея, — перебил я. — Они для него непонятная барская химера. Вот вы где служите?
— Я служу по министерству финансов, то есть служил. Я сейчас в бессрочном отпуске… по… по выяснении некоторых порочащих меня фактов, — не очень уверенно ответил хозяин.
— Вы под следствием? — самостоятельно догадался я.
— Не то, что бы под следствием, — неохотно ответил генерал, — но по моему поводу проводится расследование.
— Вас обвиняют в воровстве? — прямо спросил я.
Софья Аркадьевна вспыхнула и попыталась что-то сказать, но муж жестом ее остановил и ответил:
— Да, меня обвиняют в финансовых злоупотреблениях.
— Теперь позвольте мне это прокомментировать. То, что вы не присвоили себе мои деньги, о которых, кроме вас, никто не знал…
— Алекс, о каких деньгах идет речь? — вмешалась в разговор Софья Аркадьевна.
— О довольно больших, — ответил я за генерала и продолжил. — К тому же, если оценить обстановку вашего дома, можно предположить, что вы не очень богатый человек, следовательно, обвинения против вас, мягко говоря, надуманные.
— Алекс стал жертвой интриг, — опять не удержалась Софья Аркадьевна, а сама жертва только согласно кивнула.
— Интриг какого рода? — уточнил я. — К вам кто-то испытывает личную неприязнь?
— Я помешал незаконному перемещению больших сумм в связи с войной в Китае.
— И вас тогда подставили?
— Что со мной сделали? — не понял Александр Иванович.
— Подставили, — повторил я. — Так в наше время говорят о фабрикации ложных обвинений против неугодного человека.
— Очень точное и образное выражение, — похвалил генерал. — Действительно, меня, как вы говорите, подставили.
— Так вот, теперь возникает вопрос, кто более успешен и защищен: интриган, который вас «подставил», или вы. И чьи интересы вы своей принципиальностью ущемили. Император Николай, сколько я помню из истории, правитель плохой, он подвержен влиянию свиты и близких людей. Поэтому как ему ваше дело преподнесут, так он его и решит.
— А у вас в будущем все, конечно, по-другому?! — не найдя, как защитить своего царя, бросился в нападение Александр Иванович.
— Увы, нет. К сожалению, у нас все еще хуже, чем у вас. В мое время к большой власти приходят исключительно жулики и интриганы.