— Здравствовать вам, Арсений Васильевич! Уже за работой? Похвально!
Покровский хотел сказать, что он еще не ложился, но промолчал. Получилось бы, что напрашивается на похвалу.
— И вам здравствовать, отец Леонид.
— Собирайтесь, поедем.
— Куда? — удивился Арсений, потом поправился и переспросил так как всегда учили родители: — Далеко? — они с батюшкой ни о чем не договаривались.
— В тюрьму. Нам туда самое время.
Шутит? В глазах веселые искорки — доволен произведенным эффектом, но вроде бы серьезен.
— Вы уже созрели, Арсений Васильевич.
— Считаете?
— Ну да, я к вам присматривался… Вначале мне показалось… впрочем это не важно.
«А почему он так уверен, что я брошу все и поеду в какую-то тюрьму?» — подумал Покровский, но потом сам же устыдился своей мысли. Разве, и в самом деле, может он отказать этому человеку?
Арсений собрался быстро. Из всех вещей взял только листки с недописанным рассказом, — он еще не успел его перечитать и решил сделать это по дороге. Однако сделать этого не получилось. Отец Леонид устроил ему небольшой инструктаж.
— Режим в тюрьме очень строгий, Арсений Васильевич. Люди, как они сами говорят, мотают большие сроки. Поэтому такие встречи можно устраивать только в выходные дни. А с другой стороны, у нас сейчас демократия. Придут только те, кто захочет — они вольны распоряжаться своим временем, как им заблагорассудится. Насильно никого не поведут. Книги ваши читали, но пока немногие. Поэтому не обессудьте: кто придет, тот и придет. Как вы на это смотрите?
— Нормально смотрю. Правда, никогда еще не выступал в тюрьмах.
— А в тюрьмах тоже люди, Арсений Васильевич. Как наш народ говорит: от тюрьмы да от сумы не зарекайся…
Они помолчали. Каждый думал о своем. Наконец отец Леонид вновь заговорил.
— О чем бишь я? Да, там такие судьбы — о каждом можно роман написать. У меня с чего там все началось? Звонит как-то начальник тюрьмы, славный я вам скажу дядька, и говорит, мол, мои желают, чтобы было место, где помолиться можно. Как, спрашивает, отец Леонид, насчет храма? О деньгах не беспокойтесь. Я ему отвечаю, что деньги — это не главное. С храмом нужно погодить, а начать надо с простой молельной комнаты. А уж там, как Господь судит. Ну вот так и образовалась группа человек в пятнадцать. Нам выделили место, они там почти все своими руками сделали. Им-то я книги ваши и привез. Когда узнали, что вы сейчас в Энске — попросили о встрече.
— А вы мне сказали…
— Совершенно верно. Каким-то вы мне по приезде показались…
Чувствовалось, что священник ищет нужное слово, дабы не обидеть собеседника.
— Говорите смело, я не обижусь.
— Одним словом, не такой как в книге.
— Но ведь книга не про меня…
— А то про кого же? Я думаю, что любой писатель в первую очередь про себя и пишет. Разве не так? Вот, нашел! — воскликнул он радостно. — Взъерошенный! При первой встрече вы мне именно таким и показались. Знаете, как бывает? Не сидится человеку, то он на одно место сядет, то на другое, то вскочит, то побежит. Все торопится куда-то, а куда — не знает. Будто ищет чего-то, а что…
— Тоже не знает, — грустно улыбнулся писатель. — Все так.
— Нет, сейчас вы явно в себя приходите.
— Только начинаю, батюшка.
— А как в вашей книге написано: путь в тысячу километров начинается с первого шага.
— Вообще-то это сказали древние китайцы…
— А не важно. На мудрую мысль авторского права нет. Я ее у вас прочитал.
— Эх, мне бы не только писать мудро, но и самому так жить… Тут вчера буквально на улице девушку повстречал. Знаете, что она мне «мудрому», сказала?
— И что же?
— Я перед их домом на четыре кости, простите, грохнулся… Кстати, а где она?
— Да кто?
— Трость? Вчера еле до монастыря дошел, если бы не трость, которую они мне дали… Надо же, забыл!
— Арсений Васильевич, ничего не понимаю.
— Где-то с месяц я связки на ноге повредил. Ходить можно, но только забудусь и перенесу вес на одну ногу, то валюсь сразу же на землю, как куль с мукой. Вот и вчера, возвращаюсь из… Короче, возвращаюсь поздно вечером и у одного из домов совершенно уже привычный акробатический этюд, а совершенно случайно неподалеку в садике…
— Вы же сами пишите: кто верит в случайности, тот не верит в Бога. Не случайно, значит.
— Значит, не случайно, батюшка, девочка там была. Одним словом, познакомились мы. Вот она мне и выдала: вы, говорит, часто падаете потому, что перестали идти вперед.
— Так и сказала?
— Да.
— Ай, молодца! Вы знаете, Арсений Васильевич, как в старой армии называли солдат?
— Знаю. Этими, как их — шпицрутенами.
— Ставили солдата в полной боевой выкладке, с ружьем и приказывали стоять по стойке смирно несколько часов. И стоял солдатик до тех пор, покуда не падал, как подкошенный…
— Как подкошенный, — чуть слышно повторил Покровский. Затем резко повернулся к отцу Леониду:
— Значит, все последнее время я стоял на месте?
В этот момент машина подъехала к массивным железным воротам. Священник сначала выключил мотор, взял свой портфель, а затем ответил писателю словами, которые тот уже слышал:
— Да вы и сами все прекрасно понимаете.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Вы меня извините, я немного волнуюсь: первый раз в тюрьме.
Скрытую шутку оценили. По залу прошел смешок. Для Покровского это было очень важно. Он пришел не развлекать этих людей, а говорить на серьезные темы. Но это возможно только в том случае, если чужое сердце открыто для твоего. Ежели нет — самые проникновенные, самые умные слова останутся шелухой. По своему опыту Арсений знал, что ничто так не помогает налаживанию контакта между людьми, как улыбка и добрая шутка. Нет, он не лукавил душой, не «пристегивал» на лицо дежурную улыбку. Просто в этот момент ему вспомнилась одна история. Была ли она на самом деле, нет ли — Бог ведает, но только сейчас писатель по-настоящему оценил ее. А что если начать с нее? И он стал рассказывать: