— Сказала, — подтвердила я.
— Так вот, дело в том, что у него ведь нет никаких гарантий того, что эта копия единственная. Следовательно, не исключается возможность повторного шантажа с твоей стороны. Платить тебе бесконечно он, естественно, не станет. Убрать тебя для него гораздо проще и намного дешевле. Таким образом он гарантирует себе дальнейшую безопасность. Ну а твою безопасность гарантирую тебе я. Не бойся, Надя, я все предусмотрел. На счету этого человека семь заказных убийств, выполненных абсолютно одинаковым почерком. Он поджидает свою жертву всегда возле подъезда, стреляет сперва с расстояния восемь — десять метров в зависимости от того, где ему удобнее расположиться. Затем подходит ближе и делает контрольный выстрел в голову. Но контрольного выстрела не будет, можешь не сомневаться в этом ни минуты.
— Каждый раз он действует абсолютно одинаково?
— Да. Это, понимаешь, своего рода профессиональная амбициозность. Индивидуальность свою выражает таким образом человек, — грустно усмехнулся он. — Единственное, что…
— Что? — переспросила я, поняв, что молчание немного затянулось.
— Он стреляет из разных пистолетов. То есть всегда стрелял из одного, «Макарова», а орудием… последнего убийства стал пистолет «ТТ». Но ты не бойся, у тебя одежда крепкая, ее ни одна пуля не пробьет.
Я почувствовала заминку между словами «орудием последнего убийства», подняла глаза на Туманова, заметила, как в них мелькнула какая-то черная тень, и снова вспомнила про Полину. Но к мертвым ведь не ревнуют? А он продолжил, откинув со лба волосы, словно отгоняя прочь тяжелые мысли:
— Надя, ты еще можешь от всего отказаться.
Я покачала головой.
— Теперь уже поздно.
— Почему поздно? Ведь сегодня вечером на встречу с Парамоном могу пойти я! Я могу сказать, что действую от твоего имени…
— И тогда они будут охотиться за нами обоими. Ты это понимаешь? Меня все равно не оставят в живых даже в том случае, если будут знать, что убили тебя. Они будут уверены, что у меня появится повод для мести, что я смогу отдать копию видеозаписи куда следует, и не успокоятся, пока не уберут меня. Нет, Андрей, это не имеет смысла. Тем более, я же тебе говорила, что хочу идти до конца. И, честно говоря, я абсолютно уверена в том, что все пройдет так, как надо.
— Почему?
— Потому что ты рядом, — откровенно призналась я.
— Я не хочу потерять и тебя. Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, получится, что от руки этого человека погибли две женщины, которых я… Которые были мне дороги.
Я не стала продолжать начатую Андреем тему.
— Все будет нормально. Я это знаю. Ты только не забудь про мою смерть.
— Это не твоя смерть, — возразил он, — ведь умрешь не ты, а та полноватая девушка с длинными белыми волосами, которую зовут… Светлана, если я не ошибаюсь? А ты просто, как бы это сказать…
— Я возьму у нее смерть взаймы. Если можно так сказать. Так ты договорился на телевидении?
— Договорился, еще вчера. Сообщение об операции по захвату опасного наемного убийцы, в результате которой погибла голубоглазая девушка Светлана, будет передано по всем каналам местного телевидения.
— Значит, все будет в порядке. Только бы он клюнул.
Мы немного помолчали.
— Ну а теперь, пожалуй, пора примерять обновку и начинать репетицию. Время уже почти двенадцать. Мы должны проработать ситуацию несколько раз, для того чтобы исключить малейшую оплошность, предусмотреть абсолютно каждую деталь. Пойдем, я помогу тебе одеться.
В шесть часов вечера я лежала на диване, раздетая и абсолютно обессилевшая. Прошедшие пять с лишним часов я прилежно играла роль живой мишени, отразив за это время своей пуленепробиваемой грудью восемь или десять холостых выстрелов. Наемный убийца, в роли которого выступал Андрей, ни разу не успел выстрелить мне в голову — более того, он ни разу не успел даже прицелиться, с какой бы стороны ко мне ни подходил. Вероятных позиций было много, но, кажется, мы проработали абсолютно все.
Восемь или десять раз Андрей пытался убежать, и каждый раз ему это не удавалось. Ребята из ОМОНа оказались молодцы, действовали четко, оперативно и, что самое интересное, абсолютно тихо. При этом все они были без формы, так что, если посмотреть на весь этот спектакль со стороны, получалось, что взрослые дяди и одна полоумная великовозрастная тетя просто играют в войну.