Гиббсу запомнились ее выходки в классе, и в своих записях он рассказывает о таких шумных занятиях. В одном случае учитель не поставил ей обычную, ожидавшуюся ученицей «пятерку» за средне выученный урок. Некоторое время они сидели молча, затем, не сказав ни слова, Анастасия вышла из класса и вскоре вернулась с огромным букетом цветов. С обворожительной улыбкой она спросила: «Мистер Гиббс, Вы не исправите отметки?» Тот покачал головой, юная леди вышла из помещения и тотчас отправилась к русскому наставнику. «Петр Васильевич, позвольте мне подарить вам эти цветы». Разумеется, тому следовало бы ответить отрицательно, но, как заметил Гиббс, «преподаватели тоже люди». Шторм миновал, и их отношения вновь стали нормальными, однако Гиббс стал очень осмотрительным, ставя отметки, а Анастасия после каждого урока приносила ему цветы.
В другом случае, после детского костюмированного бала, Анастасия влетела в классную комнату с перепачканным лицом и небольшой лесенкой — символом ремесла трубочиста. Гиббс решил не обращать на это внимания, но когда начался урок, в комнату со смехом ворвались ее сестры, которые привели с собой родительницу. «Анастасия! — вскричала она в ужасе. — Сейчас же пойди переоденься». Девочка вскоре вернулась с красным от мочалки лицом и с большим апломбом села на свое место. Урок продолжился как ни чем не бывало. Все это время Государыня сидела вместе с ними, и все делали вид, будто не замечают лесенку, все еще лежавшую на столе.
В числе предметов, преподаваемых Великим Княжнам, были русский, французский, катехизис, история, музыка, поэтому разным учителям приходилось не только подстраиваться друг под друга, но и учитывать возможные утренние прогулки Императора с детьми, если ему позволяли погода и обязанности, а также церковные службы, на которых Царская семья неизменно присутствовала в дни религиозных праздников и в дни рождения и тезоименитств каждого из членов Царской семьи. День Ангела Государя — память Святителя Николая, Мир Ликийских Чудотворца, — был, разумеется, общенациональным праздником. Они также присутствовали на молебнах, связанных с важными событиями национального значения, и на молитвах в дни испытаний.
До сих пор Гиббс общался, главным образом, с представителями английской колонии в столице, где большинство его знакомых были или равнодушны к религии, или же пребывали в состоянии смущения и разочарования, как и он сам. Они не проявляли никакого интереса к Русской Православной Церкви, считая ее пережитком прошлого. Духовный кризис, охвативший, как мы уже отмечали,
Англию, поразил и интеллигентствующие круги Санкт- Петербурга. По словам князя Жевахова, «религиозный Петербург стал искать ответы на свои сомнения и духовные запросы в иной плоскости и вступил на почву „народной“ веры, не знающей никаких религиозных проблем, не сталкивающейся ни с какими противоречиями, не связанной ни с какою наукою… Сделать это было тем легче, что в представителях такой веры не ощущалось недостатка… И скоро эти представители, доныне вращавшиеся среди петербургской бедноты… перешагнули пороги великосветских салонов и гостиных».
Духовная немощь — вот что создало атмосферу, в которой Распутин и другие пророки вроде него смогли проникнуть в высшие круги петербургского общества. Гиббс и несколько его друзей поддались тому же недугу. Эти образованные, повидавшие свет господа регулярно посещали захудалого предсказателя дядю Мишу, занимались теософией и прочей чепухой даже тогда, когда уже вовсю шла Великая война.
Как культурная нация, Россия оставалась христианской дольше, чем западные страны. Свидетельства глубоко укоренившегося древнего православия можно было видеть и слышать повсюду. Воздух наполнял мелодичный многоголосый перезвон колоколов, раздававшийся с сотен церквей и монастырей. Они призывали верующих к молитве, оповещали о религиозных праздниках, торжествах, похоронах, бракосочетаниях, крещениях. В них били в набат при пожарах и других бедствиях. У колокольного звона был собственный язык, и верующие понимали его. Колокольни и сверкающие купола храмов возвышались над отдаленными селами, и звон с них разносился над полями, в которых трудились крестьяне. Он постоянно напоминал об ином, вечном мире, куда, благодаря священным
Таинствам Церкви, могут попасть люди даже самые скромные и бедные.
И повсюду можно было видеть иконы. В каждой русской лавке висела своя икона; они размещались в многочисленных придорожных часовнях, куда путник мог зайти помолиться; были прикреплены к каретам, саням, установлены над воротами и мостами. Даже наружные стены храмов были украшены ими; в каждом доме был «красный угол», где висели семейные иконы, перед которыми молились его обитатели. Эти уникальные произведения искусства, столь красочные и выразительные, имели огромное значение даже для самых простых верующих. Но большинством англичан и столичной интеллигенции иконы и их почитание были с презрением отвергнуты как суеверие и идолопоклонство.