— Вы очень мудры, дон Орсати.
— У маккии нет глаз, — загадочно произнес корсиканец.
— Мне нужно имя лодочника, — тихо произнес Габриель. — О нашем разговоре он не узнает.
Орсати поднял бокал кроваво-красного вина и посмотрел через него на солнце.
— На вашем месте, — сказал он, немного погодя, — я бы обратился к человеку по имени Марсель Лакруа. Вдруг он знает, куда отправилась девчонка, покинув Корсику.
— Где мне его искать?
— В Марселе. Лодку он держит на приколе в Старом порту.
— С какой стороны?
— С южной, напротив художественной галереи.
— Как называется лодка?
— «Лунный танец».
— Как мило.
— Можете не сомневаться: ни Марселя Лакруа, ни его нанимателей милыми не назовешь. Будьте осторожны в Марселе.
— Вы, наверное, удивитесь, дон Орсати, но мне это не впервой.
— Верно, однако вам давно полагается быть мертвым. — Орсати вернул Габриелю талисман. — Наденьте его, он защитит не только от сглаза.
— Признаться, я думал, нет ли у вас чего посерьезнее?
— Например?
— Например, пистолета.
— Есть кое-что получше, — улыбнулся дон.
Дорога перешла в грунтовую тропу, и Габриель, проехав по ней немного, увидел старого козла — точно там, где и сказал искать его дон Орсати, у резкого поворота влево, в тени трех древних олив. Увидев приближение Габриеля, животное поднялось на ноги и дерзко вскинуло украшенный рыжей бородой подбородок; козел был пегий, отмеченный шрамами от многочисленных схваток, как и сам Габриель.
Габриель проехал еще немного вперед, надеясь, что козел отойдет в сторону и даст проехать без боя. Однако животное не сдвинулось ни на йоту. Тогда Габриель взглянул на выданную доном Орсати «беретту» девятого калибра. Пистолет, заряженный, лежал на переднем пассажирском сиденье; один выстрел промеж выщербленных рогов — и зверюга умрет. Однако Габриель не спешил браться за оружие, ибо козел — как и старинные деревья — принадлежал дону Касабьянке. Если с поганой шкуры козла упадет хоть волосок, прольется кровь, начнется вражда.
Габриель дважды посигналил, однако козел не сдвинулся с места. Тогда, тяжело вздохнув, Габриель выбрался из салона и попытался воззвать к разуму животного: обратился к нему сначала на французском, затем на итальянском, а потом и вовсе на иврите. В ответ козел опустил голову, нацелившись Габриелю в живот. Габриель, убежденный, что лучшая защита — это нападение, принялся размахивать руками и орать как блажной. Пораженный, козел быстро ретировался — шмыгнул в заросли маккии.
Габриель бросился к раскрытой дверце машины, но, заслышав звук, похожий на пение пересмешника, остановился и обернулся в сторону охряной виллы на склоне холма. На террасе стоял блондин в белом и — насколько мог судить с такого расстояния Габриель — безудержно хохотал.
9
Корсика
Человек, ожидавший Габриеля на вилле, не был корсиканцем — по крайней мере, родился не здесь. Его звали Кристофер Келлер и вырос он в семье из верхушки среднего класса, в Кенсингтоне. Впрочем, на Корсике об этих подробностях знали только дон Орсати и горстка его приближенных. Для остальных островитян Келлер оставался просто Англичанином.
Более интригующей истории, чем история прибытия Кристофера Келлера на Корсику, Габриель, можно сказать, не слышал, а это уже о чем-то говорило. Единственный сын четы врачей с Харли-стрит, Келлер еще в раннем возрасте дал понять родителям, что не намерен идти по их стопам. Увлеченный историей — особенно военной, — он мечтал стать солдатом. Родители воспротивились, и пришлось на время уступить их требованиям. Юный Келлер отправился в Кембридж, где стал изучать историю и восточные языки. Студент из него получился блестящий и вместе с тем неспокойный — на второй год как-то ночью Келлер пропал без следа. Через несколько дней он, стриженный «под ноль», в форме цвета хаки объявился в отцовском доме — уже как солдат британской армии.
После курса молодого бойца Келлера определили в пехотную часть, однако его высокий интеллект, прекрасные физические данные и характер волка-одиночки быстро привлекли внимание спецназа ВДС. Прибыв в херефордский штаб полка, уже через несколько дней Келлер понял: он нашел свое призвание. Еще никто не зарабатывал столько очков на «бойне» — печально известном полигоне для отработки прямого контакта с врагом и спасения заложников, тогда как инструкторы по рукопашному бою отмечали в рапортах: никто еще не проявлял таких потрясающих инстинктивных способностей к отнятию жизни. Кульминацией обучения стал марш-бросок на сорок миль с полной выкладкой по продуваемым всеми ветрами вересковой пустоши Брекон-Биконс — проверка на выносливость, которую некоторые не переживали. Нагруженный рюкзаком весом пятьдесят пять фунтов и штурмовой винтовкой в десять фунтов, Келлер побил рекорд на тридцать минут. Его достижение так и осталось непревзойденным.