They say that shadows of deceased ghosts
Do haunt the houses and the graves about,
Of such whose life’s lamp went untimely out,
Delighting still in their forsaken hosts:
So, in the place where cruel Love doth shoot
The fatal shaft that slew my love’s delight,
I stalk, and walk, and wander day and night,
Even like a ghost with unperceived foot.
But those light ghosts are happier far than I,
For, at their pleasure, they can come and go
Unto the place that hides their treasure so,
And see the name with their fantastic eye:
Where I, alas, dare not approach the cruel
Proud moment that doth enclose my jewel.
Джошуа Сильвестр (1563–1618)
* * *
Будь я подобен низменной равнине,
А ты высоким небосводом будь —
О небе грезил б твой пастух доныне,
В мечтах к Любимой думал бы прильнуть.
Возвысься я, как небо над равниной,
А ты будь незаметна и низка,
Как моря непроглядная пучина, —
Где ты ни будь — любовь моя близка.
Будь ты землей, я небом будь высоким, —
То я Любимой воссиял бы так
И взором бы глядел тысячеоким,
Что провалился бы весь мир во мрак.
Где б ни был я — иль под, иль над тобою —,
Где ты ни будь — любовь тебе открою.
* * *
Я слышал — мертвых непокойный дух
Скитается близ дома, близ могилы
И прочих мест, что в жизни были милы,
Коль жизни свет до времени потух;
Там, где Амур безжалостно-слепой
Сразил любовь мою стрелой жестокой,
Хожу, брожу, скитаюсь одиноко,
Как некий дух, неслышимой стопой.
Но призракам судьба уделена
Счастливее моей: они блуждают
В местах своих сокровищ, наблюдают
Загробным оком милых имена;
А я не смею даже бросить взгляд
Туда, где спрятан мой бесценный клад.
John Dowland (1563–1626)
* * *
Come, heavy Sleep the image of true Death;
And close up these my weary weeping eyes:
Whose spring of tears doth stop my vital breath,
And tears my heart with Sorrow’s sigh-swoll’n cries:
Come and possess my tired thought-worn soul,
That living dies, till thou on me be stole.
Come shadow of my end, and shape of rest,
Allied to Death, child to his black-fac’d Night:
Come thou and charm these rebels in my breast,
Whose waking fancies do my mind affright.
O come sweet Sleep; come or I die for ever:
Come ere my last sleep comes, or come never.
* * *
Flow, my tears, fall from your springs!
Exiled for ever, let me mourn;
Where night’s black bird her sad infamy sings,
There let me live forlorn.
Down vain lights, shine you no more!
No nights are dark enough for those
That in despair their last fortunes deplore.
Light doth but shame disclose.
Never may my woes be relieved,
Since pity is fled;
And tears and sighs and groans my weary days, my weary days
Of all joys have deprived.
From the highest spire of contentment
My fortune is thrown;
And fear and grief and pain for my deserts, for my deserts
Are my hopes, since hope is gone.
Hark! you shadows that in darkness dwell,
Learn to contemn light
Happy, happy they that in hell
Feel not the world’s despite.
Джон Дауленд (1563–1626)
* * *
Приди, подобье Смерти, крепкий Сон,
Приди, уйми потоки слез из глаз,
Мне сердце рвет Печали плач и стон,
В рыданьях я терзаюсь всякий час.
Приди, душой погибшей овладей,
Измученной без благости твоей.
Покоя образ, тень могил, приди,
Союзник Смерти, Ночи мрачный сын,
Мятежников смири в моей груди —
Виденья их разгонишь ты один.
Приди, о сладкий сон! Грядет беда —
Приди пред вечным сном — иль никогда!
* * *
Вам, слезы, я велю излиться!
Навеки изгнан, я скорблю.
Там, где тоску поет ночная птица,
Себя я поселю.
Угасни, луч обманный, ложный!
Ночь вовсе не темна, о нет,
Тем, кто живет в печали невозможной, —
Их унижает свет.
Меня мученья истерзали,
Остался только стон,
И горести, и вздохи тяжких дней, тяжких дней, —
Я радостей лишен.
C высот блаженства и довольства,
Меня низринул рок;
Лишь страх, лишь скорбь средь пустошей, средь пустошей,
От счастья я далек.
О тени, вы в ночи беззвездной
Презрите свет дневной;
Блажен, блажен укрытый адской бездной
От подлости людской.