А в Вестминстер-Холле сыскался муж,
До пят облаченный в шелк;
Я ползал пред ним, что угодливый уж,
И выл, как тоскующий волк.
«Никак не возьму, — он ответил, — в толк:
Ужель тебе чинили вред?»
Видать, ожидал от меня монет.
Никто беде не желал помочь.
И я в кулаках восчувствовал зуд,
И плюнул, и устремился прочь —
Туда, где фламандский торговый люд
Орал: «Отведайте вкусных блюд!
Очки примерьте, купите берет!
Не много потребуем с вас монет!»
До Вестминстерских я доплелся врат,
А уж самый был солнопек;
И торговцы, как стая грачей, кричат:
«Ай да пиво! Глотни, браток, хоть чуток!
Ай да ребрышки! Брызжет сок!»
Сулили полный подать обед —
Но где же мне было достать монет?
Бреду по Лондону. Град знаменит
На весь обширный английский край…
А рынок знай себе галдит:
«Свежая рыба! Плати, забирай!
Спелая вишня!..» Что галочий грай,
Крики сии мне летели вслед.
Но в мошне моей не нашлось монет.
Предлагали хлеб, и вино, и эль,
Совали пряности — перец, шафран;
Всучали мне лыко, деготь, кудель,
А также бархат, шелка, сафьян;
Да где там! Слоняюсь ни сыт, ни пьян,
Лондонским солнышком обогрет.
Мечтаю найти кошелек монет.
Вдоль мостовых, куда ни глянь —
Торговые сплошь ряды.
Заморскую мне хвалили ткань,
И местных садов плоды,
И всякие овощи, прямо с гряды,
И шляпу, и плащ, и шотландский плед…
Отвечаю: «Милые, нет монет!»
Ни пирога не купил, ни метлы.
Бреду по Ист-Чипу. Обида берет:
Костры пылают, клокочут котлы,
Под звуки волынок пляшет народ!
Голодный и грустный шагаю вперед,
А сзади задорный несется куплет.
Но что же поделаешь? Нет монет.
До Корнхилла дохожу налегке.
Ворованным там торгуют добром.
И вижу: шлык мой лежит на лотке!
Канальи! Разрази вас гром!
Выкупать свое же — стыд и сором,
Баловство и блажь, суета сует.
Да и чем уплатишь, коль нет монет?
Кабатчик взял меня за рукав:
«Сударь, — сказал он, — хотите вина?»
И вот, карманы свои обыскав,
Я выудил грош, уплатил сполна
И разом кружку выпил до дна.
У вина премерзостный был букет.
А где на лучшее взять монет?
Я к Биллингсгейту правлю путь,
Реку желаю пересечь
И завожу, смутясь чуть-чуть,
О даровой переправе речь.
Паромщик ответил пожатьем плеч
И руками развел: «На сие — запрет.
Перевоза нет, если нет монет».
И в Кент я двинулся, домой —
Авось, надеялся, добреду…
Иду, измученный кутерьмой,
Проклятья корыстному шлю суду.
О Боже! В Лондоне — что в аду!
Таких лихоимцев не видел свет!
Правосудья не ждите, не давши монет.
Robert Henryson (ca. 1425 — ca. 1506)
Ane Prayer for the Pest
O eterne God of power infinyt
To quhois hie knawlege nathink is obscure,
That is or wes or salbe is perfyt
Into thi sicht quhill that this warld indure,
Haif mercy of us, indigent and pure.
Thow dois no wrang to punis our offens.
O lord that is to mankynd haill succure,
Preserve us fra this perrelus pestilens.
We thee beseik, O lord of lordis all,
Thy eiris inclyne and heir our grit regrait.
We ask remeid of thee in generall
That is of help and confort dissolait.
Bot thow with rewth our hairtis recreate,
We ar bot deid but only thy clemens.
We thee exort on kneis law prostrait,
Preserve us from this perrellus pestilens.
We ar rycht glaid thow punis our trespas
Be ony kynd of udir tribulatioun,
Wer it thy will, O lord of hevin, allais,
That we suld thus be haistely put doun
And de as beistis without confessioun,
That nane dar mak with udir residens.
O blissit Jesu that wore the thorny croun
Preserve us from this perrelus pestilens.
Use derth, O lord, or seiknes and hungir soir
And slak thy plaig that is so penetryfe.
The pepill ar perreist quha may remeid thairfoir.
Bot thow, O lord, that for thame lost thy lyfe.
Suppois our syne be to thee pungetyfe,
Our deid ma nathing our synnis recompens.
Haif mercy, lord, we may nocht with thee stryfe,
Preserve us fra this perrelus pestilens.
Haif mercy, lord, haif mercy, hevins king,
Haif mercy of thy pepill penitent,
Haif mercy of our petous punissing,
Retreit the sentence and thy just jugement
Aganis us synnaris that servis to be schent.
Without mercy, we may mak no defens.
Thow that but rewth upoun the rud wes rent,
Preserve us frome this perrellus pestilens.