А спустя несколько дней она повезла ее на чай к жене русского посланника, у которой в тот день никого не оказалось. Полина поняла, что такая обстановка должна означать, что она проходит нечто вроде собеседования перед приемом на должность, которую она займет в доме княгини. У русской аристократки оказались зоркие глаза и острый ум, так что Полина не сомневалась, что от ее собеседницы ничего не укрывается.
Она непринужденно болтала с графиней, но в то же время было очевидно, что она присматривается к ее племяннице, пытаясь определить, какое впечатление она может произвести в Санкт-Петербурге.
Когда пришло время уходить, жена посланника сказала, обращаясь к Полине:
— Желаю вам хорошо провести время. В русском характере не так легко разобраться, но благодаря его сложности мои соотечественники по праву могут считаться самым интересным народом в Европе. Правда — и самым непредсказуемым!
Полина искренне улыбнулась. Она не ожидала услышать такие слова. А когда графиня направилась к дверям, хозяйка дома добавила:
— Советую вам вести дневник. Вам будет потом интересно вспоминать прошлое и читать отрывки своим внукам — когда они у вас появятся.
Ее слова немного ободрили Полину и заставили ее страх перед будущим отступить.
Тем не менее, когда настал день отъезда, она чувствовала себя так, словно отправляется в изгнание на край света. Ее преследовал страх перед неизвестным — и ей казалось, что она больше никогда не увидит Англию.
Графиня, считая себя страшно снисходительной, проводила племянницу до Тилбери, чтобы посадить на английский корабль, на котором Полине предстояло плыть до Стокгольма.
Полина знала, что графиня не стала бы ее сопровождать, если бы русский посланник не сказал, что направит служащего посольства убедиться в том, что все формальности соблюдены и Полина благополучно начала свое путешествие.
— По правде говоря, мне это совершенно некстати! — посетовала графиня.
— Мне очень жаль, тетя Кэтлин, но вы ведь теперь очень долго меня не увидите.
Полине показалось, что при этих словах лицо графини несколько посветлело, однако ее тетка в ответ сказала только:
— Посланник отдал распоряжение, чтобы кто-то из офицеров корабля помог тебе пересесть на русский корабль. Пересадку ты делаешь в Стокгольме.
Графиня плохо переносила длительное пребывание в карете, поэтому они не разговаривали до самого Тилбери. Там Полина с изумлением увидела, что ей предстоит плыть на пароходе. Еще совсем недавно первые пароходы перевозили пассажиров только вдоль побережья Англии, в курортные места, и прошло всего несколько лет с тех пор, как они начали пересекать Северное море, Ла-Манш и Ирландское море.
На пароходе, который должен был доставить Полину в Стокгольм, были установлены дополнительные паруса, которые добавляли ему скорость, действуя одновременно с установленными на обоих боках судна гребными колесами.
Оказавшись на корабле, графиня попросила, чтобы ей показали список пассажиров, и принялась просматривать его с видом человека, уверенного в том, что в длинном перечне всяких ничтожеств ей не удастся найти ни одного знакомого имени. И вдруг она негромко вскрикнула, на этот раз с видом человека, неожиданно отыскавшего сокровище там, где и рассчитывать не мог! Ничего не говоря Полине, которая послушно шла следом, ее тетка направилась к первому помощнику капитана.
— Лорд Чарнок уже взошел на борт? — осведомилась она.
— Нет, миледи, — ответил офицер, — но его милость, несомненно, вот-вот прибудет.
Графиня осталась стоять неподалеку от каюты помощника капитана, в обязанности которого входило размещение пассажиров.
С легкой улыбкой она наблюдала за трапом. И действительно — прошло всего две-три минуты, и на корабль поднялся высокий мужчина весьма внушительного вида. На нем был дорожный плащ, подбитый мехом. Следом за ним шел секретарь, который нес несколько внушительных курьерских чемоданчиков, на которых был вытиснен королевский герб.
Графиня двинулась ему навстречу. На губах ее появилась улыбка, к которой она обычно прибегала, когда ей надо было к кому-нибудь подольститься.
— Милорд! — воскликнула она. — Какая приятная встреча!
Наблюдавшей за происходящим Полине показалось, что лорд Чарнок испытывает от встречи совсем другие чувства.
Он показался ей невероятно красивым мужчиной, но это впечатление портило высокомерие, холодное и даже несколько презрительное выражение. Если бы Полину попросили добавить к этой характеристике какое-нибудь определение, то она выбрала бы «неестественность». В этом человеке чувствовалось ледяное равнодушие, словно у него в жилах не текла горячая кровь — будто он был из мрамора, а не из плоти.