Когда же, Соути, будет передышка?
Ты в творчестве доходишь до излишка.
Довольно трех поэм. Еще одна,
И мы погибли; чаша уж полна.
Ты мастерски пером своим владеешь,
Так докажи, что и щадить умеешь.
Но если ты, наперекор мольбам,
Свой тяжкий плуг потащишь по полям
Поэзии и будешь, не жалея,
Ты черту отдавать матрон Берклея {32},
То уж пугай поэзией своей
Еще на свет не вышедших детей.
Благословен пусть будет твой читатель,
И помогай обоим вам Создатель {33}!
Вот, против правил рифмы бунтовщик,
Идет Вордсворт, твой скучный ученик.
Нежнейшие, как вечер тихий мая,
Наивные поэмы сочиняя,
Он учит друга {34} книжек не читать,
Не знать забот, упорно избегать
Волнений жизни бурной, в опасенье,
Что дух его потерпит раздвоенье.
Он рассужденьем и стихом зараз
Настойчиво уверить хочет нас,
Что проза и стихи равны для слуха {35},
Что грубой прозы часто жаждет ухо,
Что тот постиг высокий идеал,
Кто сказочку стихами передал.
Так, рассказал о Бетти Фой {36} он ныне
И об ее тупоголовом сыне,
Лунатике; он сущий идиот,
Своей дороги вечно не найдет;
Как сам поэт, он ночь со днем мешает.
Певец с таким нам пафосом вещает
Об идиота жалкого судьбе,
Что, кажется, он пишет о себе.
Здесь о Колридже дам я отзыв скромный.
Своей надутой музы данник томный,
Невинных тем любитель он большой,
Он смысл не прочь окутать темнотой,
С Парнасом у того лады плохие,
Кто вместо нежной музы взял Пиксию {37}.
Зато пойдет по праву похвала
К его стихам прелестным в честь осла {38}.
Воспеть осла Колриджу так приятно,
Сочувствие герою здесь понятно.
А ты, о Льюис {39}, о поэт гробов!
Парнас кладбищем сделать ты готов.
Ведь в кипарис уж лавр твой превратился;
Ты в царстве Аполлона подрядился
В могильщики... Стоишь ли ты, поэт,
А вкруг тебя, покинув вышний свет
Толпа теней ждет родственных лобзаний,
Или путем стыдливых описаний
Влечешь к себе сердца невинных дам,
Всегда, о член парламента, воздам
Тебе я честь! Рождает ум твой смелый
Рой призраков ужасных, в саван белый
Закутанных... Идут на властный зов
И ведьмы старые, и духи облаков,
Огня, воды, и серенькие гномы,
Фантазии расстроенной фантомы,
Все, что дало тебе такой почет,
За что с тобой прославлен Вальтер Скотт.
Коль в мире есть друзья такого чтенья,
Святой Лука {40} взорвет и их терпенье;
Не стал бы жить с тобой сам Сатана,
Так бездн твоих ужасна глубина!
Кто, окружен внимательной толпою
Прекрасных дев, поет им? Чистотою
Невинности их взоры не блестят
Румянцем страсти лица их горят.
То Литтль, Катулл {41} наш. В звуках лиры томной
Передает он нам рассказ нескромный.
Его не хочет муза осудить,
Но как певца распутства ей хвалить?
Она к иным привыкла приношеньям,
Нечистых жертв бежит она с презреньем,
Но, снисхожденьем к юности полна,
"Ступай, исправься", - говорит она. [...]
В "Симпатии" {42} сквозь дымку легких грез
Виднеется погибший в море слез
Кислейших бардов принц косноязычный...
Ведь ты их принц, о Боульс мой мелодичный?
Всегда оракул любящих сердец,
Поешь ли царств печальный ты конец,
Иль смерть листа осеннею порою,
Передаешь ли с нежной простотою
Колоколов Оксфордских перезвон,
Колоколов Остендэ медный стон...
К колокольцам когда б колпак прибавить {43},
Они могли б сильней тебя прославить!
О, милый Боульс! Ты мир обнять бы рад,
Пленяя всех, особенно ребят.
Ты с скромным Литтлем славу разделяешь
И пыл любви у наших дам смиряешь.
Льет слезы мисс над сказочкой твоей,
Пока она не вышла из детей.
Но лет тринадцать минет, - пресных песен
Тоскливый рокот ей неинтересен,
И бедный Боульс, смотришь, уж забыт. [...]
О Боульс, марай сонетами страницы,
Но тут поставь фантазии границы!
Когда же вновь родившийся каприз
Иль впереди мелькнувший крупный приз
Одушевят вдруг мозг твой недозрелый;
Когда поэт, бич тупоумья смелый,
Лежит в земле, достойный лишь похвал;
Когда наш Поп, чей гений побеждал
Всех критиков, нуждается в глупейшем,
Тогда дерзай! При промахе малейшем
Ликуй! Поэт ведь тоже человек...
В той куче, что оставил прошлый век,
Ищи ты перлов, с Фанни совещайся
И с Курлем также {44}, вытащить старайся
Скандалы все давно прошедших лет,
Бросай с фальшивой кротостью их в свет
И зависть скрой под маскою смиренной,
И, как Святым Иоанном {45} вдохновленный,
Пиши из злобы так же как Маллет
Писал для звона подлого монет! {46}
Ах, если б ты родился в век достойный,
Когда нес вздор Деннис и Ральф {47} покойный,
И если б дать совместно с ними мог
Больному льву ослиный свой пинок,
Познал бы ты за подвиг свой награду,
Попавши вместе с ними в Дунциаду! [...]
Теперь черед за драмой... Что за вид!
Здесь тьма чудес взор робкий удивит.
И шуточки, и принц, сидящий в бочке,
И глупости Дибдиновой {48} цветочки...
Насытитесь новинками вы всласть.
Хотя Рошиоманов пала власть {49},
Хоть есть у нас актеры с дарованьем,
К чему они со всем своим стараньем,
Коль критика все терпит этот вздор,
Коль шлет Рейнольдс ругательств дикий хор {50}:
"Черт вас дери", "Проклятье", "Леший с вами",
Смысл здравый портя общими местами;
Коль Кенни "Мир" {51}, - где Кенни ум живой?
Едва журчит пред сонною толпой;
Коль "Каратач" Бомонов похищают {52}
И в глупый фарс бесстыдно превращают!
Кто слез своих над сценой не прольет?
Ее упадок с каждым днем растет.
Иль гениев уж нет под небесами,
Или исчезла совесть между нами?
Да где же ты, таланта яркий свет?
Увы, средь нас его давно уж нет!
Проснитесь же Джордж Кольман {53} благородный
И Кумберланд {54}! Будите дух народный!