– Женщины! Женщины! – простонал рогоносец. – Святое христианство справедливо назвало их radix malorum.[54] Начиная с Евы, какой прок был от них?
Полный решимости покарать блудницу, он порол сильными длинными ударами, стараясь сделать так, чтобы темные полосы от плетки полностью скрыли под собой следы розги любовника.
Крики и стоны прекратились. Измученное пыткой тело безвольно повисло на веревке. Голова нежной красавицы бессильно склонилась в сторону и мертвенно-бледная щека коснулась плеча.
– Окатить ее водой! – супруг бросил хлыст на землю и пошел прочь. Очнется – в подвал!
Придя в чувство, страдалица тихо всхлипывала. Суровая трепка превратила молочно-белые ягодицы леди Эвелины в сплошную сине-багровую массу, истерзанная плоть все еще продолжала непроизвольно судорожно пульсировать.
Присутствующие при наказании слуги начали нехотя расходиться.
Ее бросили в подвал замка, обычно служащий тюрьмой для нищих и воров.
– Казню и тебя и любовника на одной веревке! – пообещал обманутый муж. – Вот только поймаю негодяя!
Целый месяц солдаты гнались за ним, через леса и деревни, и частенько лишь дерзость, хитрость и удача спасали сэра Гилфорда Уэста от неминуемой гибели. Но, в конце концов, он ускользнул от погони, и умчался в ночь, переодевшись крестьянином.
Лорд, поняв, что вторая птичка ускользнула, хотел публично казнить Эвелину, и помешало только то, что семья жены была слишком влиятельной. Тогда обманутый супруг нашел другой выход. Он придумал, как отомстить за унижение, которому подвергся. Не в силах более терпеть присутствия изменницы под своей крышей, он дал ей один час на сборы и отправил в изгнание в замок на морском берегу, на самом краю его земель.
Глава седьмая. Кобыла для непокорных
Грустным был путь Эвелины за ворота замка. Маленький отряд увозил ее в неизвестность.
– Увезите ее, уберите с глаз моих! – пьяный муж, покачиваясь на нетвердых ногах, кричал вслед повозке. – В замок ее под замок! Черт меня побери! И не смейте мне привозить эту блудницу обратно, по крайней мере – до тех пор, пока не раскается она в причиненном мне зле! Бесстыдница! Я предоставлю тебе возможность пожалеть о постыдном грехе!
– Какие еще будут пожелания, сэр? – горбатый бритоголовый слуга спокойно выслушивал монолог господина.
– Разрази меня гром, отдайте ее главному королевскому палачу, если я не придумаю ей заслуженное наказание! Подвергайте эту блудницу суровой порке в первый день каждого месяца! И не жалеть ее!
– Сколько ударов давать, господин?
– А число ударов пусть будет равно числу дней в месяце, так чтобы выходило триста шестьдесят пять ударов в год! Вот это будет ей хорошим уроком!
«Господи, – подумала леди Эвелина, – сделай так, чтобы муж меня пожалел!»
Таким было напутственное слово обесчещенного супруга.
– И никаких поблажек! Секите эту грешную женщину тех пор, пока она не решит приползти назад ко мне – на четвереньках! Никакой пощады! Наказывать до тех пор, пока она не примется умолять меня о прощении!»
Путь был неблизкий, и почти две недели лошади уныло плелись по холмам и лесам. Гладкая, твердая, подметенная ветром дорога впереди них ныряла в лощинку, снова поднималась по косогору на той стороне и исчезала среди стройных сосен. Однажды они стали свидетелем сельской расправы.
Англосаксы, чтившие обычаи седой старины, гордились строгими законами, которые со времен язычников наказывали за нарушение брачных уз. За первую измену мужу виновная подвергалась наказанию: толпа вела несчастную по деревенской улице, по дороге стегая березовыми розгами. Дело дошло до того, что с развратницы сорвали одежду и секли, не обращая внимания на стыдливость.
– Спасите! Пощадите! – кричала несчастная женщина под смех толпы.
Бедная крестьянка визжала, как приговоренный к мяснику ножа поросенок, а экзекуторы и не думали останавливаться.
– Веками наши предки именно так наказывали блудных женщин! – Слуги, сопровождавшие Эвелину, комментировали деревенскую расправу. – Впрочем, нашим женщинам еще везло. Сарацины топят таких в мешках, набитых камнями! Этой достанется всего лишь порция розог.
Впрочем, расправа быстро закончилась: иссяк запас прутьев и женщина, стыдливо прикрывая грудь и низ живота, побежала домой под дружных хохот толпы. Не смеялась только Леди Эвелина.
«Во мне течет кровь саксов. Нет, я вынесу все, что выпадет на мою долю. Наложить на себя руки недостойно дочери рыцаря и памяти моих предков!»
Путешествие неспешно продолжилось. Но всему когда-нибудь приходит конец, и настал тот день, когда перед отрядом, сопровождавшим Эвелину, выросли стены замка из серого камня, одиноко стоящего на берегу моря. Серые камни и безлесые холмы делали пейзаж унылым и безрадостным. С моря дул противный ветер. Волны, накатывающиеся на берег, казались свинцовыми.
– Добро пожаловать! – ухмыльнулся управляющий. – Позвольте вас проводить?
В его поклоне было что-то издевательское, но Эвелина спокойно стерпела его.
Печальный путь Эвелине на самый верх башни, пришлось освещать факелом. В узкие, приспособленные для боя окна проникало слишком мало света.
Обиталище узницы оказалось круглой пустой комнатой с толстой дубовой дверью.
«Здесь мне придется жить! – вздохнула она. – Что ж, это наименьшая кара, которую я заслуживаю!»
Тюремщик оставил ей огарок свечи и вежливо пожелал «спокойной ночи».
В комнате, отведенной Эвелине оказалось холодней, чем в колодце. Из мебели был только большой, окованный железом сундук.
Кровать, которую она нашарила в темноте, оказалась тюфяком, набитым сырой, как торфяное болото соломой. Камин никто и не подумал затопить. Так в слезах и молитвах Эвелина провела свою первую ночь на новом месте.
Однако, сократить срок пребывания узницы на грешной земле не входило в планы тюремщиков. Наутро служанки привели комнату в порядок и даже искупали ее в лохани с горячей водой и оставили ее одну. Эвелина читала Священное писание и часами наблюдала за тем, как пляшут алые языки пламени в камине. Огонь согревал узилище, завораживал, наводил на раздумья, вызывая в памяти приятные воспоминания.
– Госпожа, по велению вашего мужа, – мы будем запирать на ночь двери, – сказал комендант, но во всем остальном вы будете пользоваться полной свободой, конечно, в пределах замковых стен! Вам даже позволено – под бдительным надзором, конечно, – прогуляться вдоль пляжа и поплескаться в море!
– Спасибо, сэр! Вас не затруднит прислать мне служанку? Надеюсь, это мой муж не запретил?
– К вам приставлена Мадлон! Девушка она деревенская, невоспитанная, но исполнительная!
Утром во дворе замка началось оживление: крестьяне привезли дубовые бревна и доски. Стучали молотки и топоры. К вечеру во дворе замка стояла деревянная кобыла.
«Это, наверное, чтобы держать крестьян в повиновении! – Подумала Эвелина. – Интересно, почему это комендант замка и по совместительству мой главный тюремщик так злорадно ухмыляется?»
О том, для чего и как используется кобыла Эвелина узнала через три дня. Утром в замковом дворе собрались все обитатели. Мужчины шумели, обсуждая предстоящее зрелище.
– Опять наша Мадлон набедокурила! – Веселились они. – Ну, ей и объезжать кобылку!
«Чем же могла провиниться эта несчастная девочка?» – Подумала Эвелина.
Слуги вывели Мадлон из кухни.
– Нет! Не надо! Я не хочу! – Девушка упиралась как бычок.
– Иди, иди, – ухмылялся комендант, – кобылка явно заждалась! Раздевайся!
– Не надо! Нет! – Девушка отчаянно держалась за шнуровку на платье, но двое слуг быстро сорвали с нее плате.
Никакого белья на девушке не было.
Мадлон, оставшись в костюме Евы, отчаянно вырывалась. Слуги подхватили ее под руки и повалили животом на кобылу.
– Брыкается! – Веселились слуги. – Не хочет!
– Она и коменданту тоже давать не хотела. Вот сейчас и получит великолепный урок послушания.