Выбрать главу

– Хорошо! – Линда, тяжело дыша, замерла наездницей на лице новенькой, не шевелясь, ощущая горячим влагалищем нежный ротик.

На это мгновение они как бы стали единым организмом. «Интересно, что чувствует Линда? – думала Катрина, не в силах открыть глаза, – и зачем так жестоко она со мной обошлась? Зачем пощечины и синяки на груди?» А потом Линда почувствовала, как на нее капают слезы, а жаркий язык Линды слизывает их одну за другой. Она облизывала Катрину как кошка, плача, лаская и прося прощения.

– Что ты делаешь, – лепетала Катрина…

Тут губы Линды слились с нижними губами Катрины. Линда была намного опытнее, и она доказывала это каждым прикосновением. Внимательно следя за нарастанием неистовства, в которое ввергалась жертва, Линда останавливалась и удваивала страдания, то удаляя наступление оргазма, то приближая его. И вдруг Катрина поняла, что игра в любовь, хоть и грубая, унизительная, прекрасна, как сама природа.

Если бы враг рода человеческого увидел этих двух нагих женщин, то он мог бы подумать, что в его сети попалось сразу две заблудшие души, но, как известно, вход лукавому в монастырские кельи строго запрещен.

Проворный язык Линды колол и давил, как кинжал наемного убийцы, глубоко вонзаясь, а потом выскальзывая.

«Вот это подруга, вот это страсть! – думала Катрина. Быстрый язык пивоварки не знал преград. Тонкие и плотные губы обхватили бугорок так, как хватала их матушка Изольда.

Линда была злее голодной волчицы…

Сколько времени это продолжалось, Катрина не помнила, она была зацелована, смята и стерта… От щипков она вскрикивала, но тихие ласки подруги вливали в нее новое, незнакомое чувство. Катрине запомнились ее нежные руки, неутомимые губы, но больше всего – язык, проникающий так глубоко, так сладко…

Линда лежала, вне себя от восторга, и едва способна была сдержать страстные стоны.

– Бедняжка Катрина, – улыбнулась Линда, – я сделала тебе больно, но все же мы будем добрыми друзьями! – она достала из тайника кувшин с темным крепким пивом, предназначенным исключительно для гостей мужчин и печенья. Катрина не заставила себя долго просить, и начала усердно лакомиться, так как после игр у нее разыгрался аппетит.

Линда была иссушена, хотя через край наглоталась пива. Катрина, опьянев с непривычки, отплатила ей тем же, и хотя поначалу не очень верила в свои способности, но вскоре убедилась, что может быть таким же искусной любовницей, как и она.

– Линда! – Катрина билась в судорогах, не понимая, где она и что с ней.

Ночью Катрине приснилось, что она лежит в лодке посреди озера. Она открыла глаза от яркой вспышки света. Прямо перед ней в воздухе висела икона. На ней изображена женщина в черном, руки расположены так, словно у нее должен быть младенец. «Надо взять икону и отнести в монастырь!» – поняла она. По дороге она увидела очень много крестиков. Они были буквально везде: в воздухе, на земле и в воле.

«Что за бред мне приснился!» – Катрина проснулась, прижалась теснее к Линде, и снова уснула. Начало сна было такое же, картинка в картинку, но продолжение немного другое: в монастыре стояли скамейки, заполненные зрителями, а посередине стоял аналой. Эта специальная наклонная подставка для чтения Библии было усовершенствована специальными ремнями для привязывания конечностей провинившихся монашек. Ремни использовалась по назначению лишь в том случае, когда провинившейся было назначено довольно большое количество розог и было проблематичным удержать ее в надлежащем для наказания положении.

– Что случилось? – спросила Катрина. – Почему вы тут собрались?

Ответом было молчание.

– Возьмите крестик, или я умру! – сердце Катрины сжалось от ужаса. Она поняла, что стоит совершенно голая перед толпой!

– Сегодня будет принесена искупительная жертва! – услышала Катрина голос сверху.

Трое мужчин схватили ее и протащили к аналою. Налитые полушария грудей соприкоснулись с холодной поверхностью стола, и от этого девушка проснулась в холодном поту. Рядом спокойно похрапывала Линда.

«Вещий сон!» – подумала Линда.

Перед утренней молитвой Катрина еле стояла на ногах.

После этой ночи между монашками зародилась любовь. Подруги едва могли дождаться отбоя, чтобы поскорее встретиться в кровати. Дни шли своим чередом, и каждый миг усиливал в Катрине жар невыразимых чувств, которые разбудил в ней монастырь. В общем, веселье духа, излучаемое грешной матушкой Изольдой, передавались всем сестрам. Не было внутри монастырских стен и тени уныния или той иссушающей душу отрешенности, которые так часто иссушают души монашкам. Устав был достаточно строг, но матушка Изольда почитала молитвы искренним покаянием за первородный грех. Она сумела пробудить в сестрах это понимание смысла молитвы, и все, что им надлежало совершать для соблюдения устава, было исполнено жизнерадостности и добросердечия, которые вносили проблески высшего бытия в земную юдоль. Сестры проводили бесконечно сладкие часы, а время от времени каялись, и получали изрядную порцию розог…

Глава шестая. Моррис – монастырский пони

Женщина – это химера, ее внешность приятная, прикосновение смрадное, ее

общество – смертельно опасное. Она горька как смерть, как дьявол, потому что

дьявол и есть смерть

Яков Шпленгер «Молот ведьм»

Хелен, монашка, ухаживающая за монастырским пони, ничем не выделялась среди сестер. Никто бы не сказал, что монашкой является обладательница этого милого личика, карих раскосых глазок, доставшихся от кельтских предков, небольшого носика, слегка вспухших губок, курчавых каштановых волос, и стройной фигурки. На первый взгляд, не монашка, а настоящий ангелочек, не расстающийся с четками и молитвенником. После жуткого изнасилования, учиненного паломниками, родители не нашли ничего лучшего, как отдать слегка тронувшуюся умом девушку в монастырь, для поправки душевного здоровья.

– Двенадцать служанок Девы Марии символизируют женские добродетели. – Проповедовала матушка, благословляя монашек на хозяйственные работы. Имена их – Умеренность, Замкнутость, Стыдливость, Внимание, Благоразумие, Робость, Честь, Усердие, Целомудрие, Послушание, Смирение, Вера![156]

Матушке Изольде казалось, спокойная размеренная монашеская жизнь пошла на пользу Хелен. Никто бы не сказал, что под этим ангельским личиком прячется страстная женщина. В обязанности послушания Хелен входил и уход за Моррисом, упрямым и своенравным животным. Все монашки старались держаться подальше от этого лохматого, низкорослого и очень вредного животного. Послушание было весьма суровым: Моррис любил кусаться, а Хелен сумела найти с ним взаимопонимание.

Стараниями монахини серый с черными пятнами пони всегда был чист, вычищен и весело ржал, увидев приближающихся монашек.

– Infernum in equum pelle[157] Противное гадкое животное! – рассуждала Катрина, разок пообщавшись с Моррисом. – И почему он так любит кусать, и именно за попу? Не понимаю, как Хелен умудряется с ним управляться?

Катрина была только рада, что ей в качестве послушания достались цыплята. Только вот заглядывая в конюшню за соломой, Катрина стала замечать в глазах животного какой-то мужской интерес.

– Domine miserere miseri Helene[158] – крестилась Катрина и старалась как можно скорее покинуть конюшню.

Матушка Изольда, от глаз которой в монастыре было не скрыться, несколько раз исповедовала Хелен, но ничего не добилась.

– Эх, грехи мои тяжкие, – вздыхала матушка Изольда, как говорил Тертульен: «Ты должна всегда пребывать в трауре, лохмотьях и раскаянии, чтобы искупить свою вину за погибель рода человеческого. Женщина, ты врата дьявола, ты первая прикоснулась к древу Сатаны и нарушила божественный закон». – Вот искупаем мы грехи наши!

– Malum![159] – Монашки крестились и старались держаться от пони подальше.

Хелен усердно молилась, и выполняла послушание.

вернуться

156

Матушка Изольда цитирует San Bernardino, [1380-1444]. Прим. перев.

вернуться

157

Черт в лошадиной шкуре. – Лат.

вернуться

158

Господи, помилуй несчастную Хелен! – Лат.

вернуться

159

Нечистая сила! – Лат.