Склеп по распоряжению властей был замурован, чтобы не искушать слабых духом.
Впредь Катрина не читала черных книг, а мать-настоятельница сожгла и ту, что осталась от сэра Гая. «Хоть и грех это, – думала настоятельница, – но жалко такую молоденькую, такую красивую девушку отдавать инквизиторам, а вдруг под пыткой она весь монастырь оговорит?»
Утром, когда отец Джон покинул гостеприимную обитель, Линда пошла посмотреть на священную реликвию, заработанную ею таким страшным образом.
– Неужели, – спросила она матушку Изольду, – это подлинная святыня? Быть может, алчные и бесчестные люди обманули отца Джона, выдавая это за священную реликвию? Существует же монастырь, обладающий честным животворящим крестом Спасителя нашего, а повсюду показывают такое количество кусков древа Господня, что кто-то из наших братьев, и сестер, конечно, кощунственно утверждали, будто ими можно было бы весь год отапливать нашу обитель!
– Ad majorem dei gloriam[189], – возразила матушка Изольда, – вот старинные пергаменты с подписью римского папы и печатью Ватикана, подтверждающие подлинность дара нашему монастырю. И вообще, не подобает нам, грешным, подвергать сомнению подлинность этой святыни! Конечно, откровенно говоря, и я полагаю, что, невзирая на свидетельства, лишь немногие из святынь в наших монастырях представляют собой именно то, за что их выдают. Кто верует от всего сердца, не мудрствуя лукаво, тот преисполняется неземного восторга, и ему отверзаются врата в царство блаженства, которое здесь, в мире дольнем, он мог лишь прозревать!
– А как же получается, что мнимые реликвии творят чудеса? – не поняла Линда.
– А дело не в реликвии, а в самой Вере! – матушка погладила рукой серебряный ларчик, казавшийся почему-то теплым. – Так, при воздействии даже мнимых реликвий в человеке возгорается духовная сила того или другого святого, и верующий почерпает крепость и мощь от Высшего существа, к которому он всем сердцем воззвал о помощи и утешении. Эта воспрянувшая в нем высшая духовная сила превозмогает даже тяжкие телесные недуги, вот почему эти реликвии творят чудеса, чего никак нельзя отрицать, ибо нередко они совершаются на глазах у целой толпы народа.
– Тогда надо отнести ее в келью Катрине! – Линда взяла в руки священный ларец. – Может, она быстрее исцелится?
– Я непременно навещу ее! – Пообещала матушка Изольда. – А ночью навещу тебя, как и обещала!
Глава пятнадцатая. Заботливая сиделка
Перед судилищем она
Стоит, почти умерщвлена
Терзаньем близкого конца;
И бледность мертвая лица
Была видней, была страшней
От черноты ее кудрей,
Двойною пышною волной
Обливших лик ее младой.
Оцепенев, стоит она;
Глава на грудь наклонена;
И если б мутный луч в глазах
И содрогание в грудях
Не изменяли ей порой,
За лик бездушный восковой
Могла б быть принята она…
Монастырский колокол призвал всех к вечерней молитве, но две женщины, одна запоротая до полусмерти, вторая – сиделка, не пошли на его зов. Матушка Изольда дала им свое благословение на отступление от строгого монастырского устава.
– Молитесь вдвоем! – Тревога, как грозовые облака давила на ее сердце. – Сегодня можно!
Пока отец Джон в полной мере вкушал гостеприимство монастыря, несчастную Катрину в бесчувственном состоянии унесли в келью. Вид у нее был не лучше, чем у монашки, осужденной на смерть из баллады Вальтера Скотта. Отец Джон, поняв что, слегка перестарался, выбрал на ночь Линду, а матушка Изольда попросила Джейн, монастырскую повариху поухаживать за несчастной Катриной.
– Всемогущий вечный Боже, вечное спасение верующих! Куда девалось милосердие? Услышь молитвы наши о больных и яви им милосердие и помощь Твою, чтобы они, обретя вновь здоровье, благодарным сердцем радовались Тебе, Источнику жизни. – Горестно воскликнула Джейн, меняя мокрое полотенце на исполосованном теле. Где христианские добродетели? – Видимо, женская доля наша такая, терпеть и страдать! Через Христа, Господа нашего. Аминь.
После на редкость суровой порки Катрина могла лежать только на животе.
Рубцы, покрывающие густой сеткой тело несчастной монашки затвердели и стали темно-багровыми. В местах, куда попадали концы плетки, и полосы пересекали друг друга, виднелись капельки подсохшей крови.
– Вот ведь отец Джон, весь в своего папочку, сэра Шелли пошел, чтоб ему провалиться! – ругалась Джейн. – Да и весь род их со времен сэра Томас де Брюэна проклят! Ну да ничего, и на Джона управа найдется, как и на этого поганца Шелли!
Катрина вздрагивала всем телом, прислушиваясь к словам монашки. Но поддерживать разговор просто не было сил. “А ведь у Катрины отличная попка, – подумала Джейн, – крепкая, и в то же время пышная! Прямо, как у меня в молодости! Ох, и крепко же ей досталось!”
– Пить! – Простонала несчастная, открыв глаза.
– Сейчас, сейчас! – Джейн поднесла к ее губам кружку свежего пива. – Пей! Это тебе Линда велела передать! Самое лучшее пиво! В свое время я научила Линду варить прекрасное пиво!
– Когда я умру, молитесь за упокой моей бедной души, – зубы Катрины стучали об оловянную кружку. – А то, боюсь, как бы мне не пришлось скверно в чистилище. В Рай меня вряд ли за мои грехи пустят!
– Договорились! Сейчас Линде не до тебя! – Вздохнула матушка повариха. – Ей теперь надо как следует удовлетворить нашего гостя! Эх, грехи наши тяжкие! И все из-за священной реликвии. Одной порка, а другой – постелька! Хотя, я ведь эту Линду совсем юной девушкой помню!
“Не только из-за реликвии, – думала Катрина, – это наказание мне за ту ночь в склепе!” Напившись, Катрина снова без сил упала на подушку.
Каждое движение давалось несчастной с трудом: попа и бедра предательски болели, тело вздрагивало от пережитого унижения.
“Когда-то и я была красива, – подумала Джейн подошла к окну и открыла его. Ветерок стал трепать рано поседевшие волосы. – Когда-то и мое тело было желанным!” Ветер разогнал темные тучки, и Луна озарила келью.
– Эх, Катрина, грехи наши тяжкие! Проклятие на всем нашем женском племени! – На глаза Джейн навернулась слеза. – Инквизиторы обвинили мою матушку в колдовстве только из-за того, что она редко посещала церковь. Сожгли и все! И меня бы вздернул сэр Шелли, отец нашего приора, но не успел!
В ответ Катрина только тяжело дышала.
– Тебе еще повезло, одной поркой отделалась, а мне за мои грехи такое пережить пришлось! – вздохнула монашка и посмотрела на свои длинные седые пряди, – вот и поседела до срока! А ведь были, как крыло нашего ворона, не к ночи он будет помянут! Впрочем, о покойных птичках плохо не говорят! На, вот, съешь кусочек окорока! Сама готовила, для особо важных монастырских гостей. Это конечно не хамон, но есть вполне можно. Нет тут ни черных свиней, ни испанских дубов, но, если постараться…
– Не хочу! – простонала Катрина, но из уважения к сиделке съела кусочек.
Вкус оказался просто восхитительным.
Катрина лежала на животе и тихо стонала. Сил плакать, и шептать молитвы у нее не было.
“Похоже, лихорадка вот-вот превратится в Антонов огонь![190] – думала Джейн, меняя на Катрине очередной компресс. Конечно, есть способ спасти ей жизнь, но будет ли эта девочка молчать? В конце концов, ведьма я или нет!”
На прекрасное, щедро украшенное следами от плетки тело падал свет от появившейся на небе Луны. Казалось, он отражает всю прелесть измученной, забитой до полусмерти женщины.
Джейн, села так, чтобы лунный свет на нее не падал, и решила разговорами об испанском окороке хоть немного отвлечь Катрину от грустных мыслей.
– Меня мой дедушка Карл учил готовить много вкусных вещей, а когда я плохо усваивала уроки, устраивал настоящую испанскую бастонаду с помощью ужасного ремня! Бывало чуть, что не так… и долго сесть не могла!
190
Так называли заражение крови. Смертельное в те времена заболевание. – Прим. переводчика.]