Перед ними стояло страшное существо, спиной загораживая выход!
– Пожаловал обед! – Держа чадящий факел в своей мускулистой покрытой жесткими волосами руке, ужасный одноглазый монстр с каждой секундой все ближе и неумолимее приближался к гостям дьявольской хижины, и они все никак не решались бежать.
Слова молитвы застряли у монашки в горле.
Монстр, широко открыв щербатый рот, хриплым голосом проговорил леденящие душу слова:
– Теперь послушайте меня, гости долгожданные. Вы еще даже не представляете, куда вы попали. Вы попали в ужасную лесную хижину, в которой живут бывшие крестьяне, выгнанные феодалами со своих земель. Теперь это головорезы и людоеды. Посмотрите на меня – я проливал кровь за вашего короля. Потерял глаз, а вот это клеймо поставили мне королевские палачи за бродяжничество. Спину мне поломал кнут палача! Зато, попав в эти стены, мы связались с темной стороной бытия – с самым запредельным хаосом ужаса и вдоволь наелись теплого мяса…
"Живыми нам отсюда не выйти!" – Поняла матушка, увидев, что за в дверях показалась целая толпа таких же волосатых чудовищ, вооруженных дубинками.
И тут священная реликвия стала светиться в руках у матушки, возвращая силы и мужество…
– С нами крестная сила! – Питер стал размахивать топором, а матушка Изольда четками. – “Miserere![225] Получайте чертовы дети!
– Во имя Отца И сына и святого Духа! Аминь! – Матушка Изольда бросила четки в лицо ближайшему людоеду. От отбросил их в стороны, но секунды замешательства хватило матушке, забывшей о молитвах, чтобы ударить его посохом меду ног.
С диким воем разбойник согнулся пополам и его шею тут же нашел топор Питера.
Не ожидавшие отпора разбойники опешили и второй людоед упал с раскроенным черепом.
Матушка принялась жестоко работать посохом, стараясь попасть им снизу вверх по грешным мужским местам.
Избушка наполнилась криками стонами и воем. Дубины людоедов в небольшом помещении оказались бесполезными, но за ними был численный перевес.
Скорее всего, в неравном бою пали бы и Питер и Матушка, но с ними была священная реликвия! Ошибкой монстров было пригласить монашку в гости вместе с нею! Ларец светился, придавая монахине и крестьянину сил.
Не привыкнув к сопротивлению, людоеды попытались убежать, но у двери образовалась пробка. Топор Питера и посох матушки работали, не зная пощады. Вскоре грешные души людоедов, покинув телесные оболочки, отправились в Ад. Только лесник продолжал лежать, накрывшись шкурой.
– Матушка Изольда подошла к нему и сказала, окатив грешника на подстилке из флаги со святой водой:
– А тебе грешник, пожалуй, стоит покаяться! Ибо ты впал в великий грех! Ты думаешь, что гибель монашки тебе сойдет с рук? Мы уже разнесли на куски твоих грязных прихвостней, а теперь пришла и твоя очередь! Ах ты, грязное лесное отродье!
– Подождите не убивайте меня! – Под действием святой воды с телом лесника стало происходить что-то невероятное. – Во мне сидит демон Ада! Он рвется наружу и хочет вам обоим что-то сказать!
И они увидели, как из живота у лесника прорываются чьи-то руки… Было ясно – лесник одержим демоном. Поэтому крестьянин, стоя возле Изольды, предложил:
– Матушка, нужно уничтожить то, что скребется наружу в наш мир!
Но тут из живота лесника вырвалось жуткое существо всё в слизи начало говорить своей пастью:
– Я хочу захватить ваш монастырь! Я само воплощение дьявола! А Селина мне поможет!
– Ах ты мразь! – закричала монашка и плеснула в монстра святой водой, осеняя себя крестным знамением!
– Не надо! – завопило с чудовище.
Крича от боли, чудовище бросилось в огонь камина и пропало там, точнее отправилось в Ад зализывать раны. Тело лесника хрипело в агонии.
– Rex gloriae, Christe[226]. – Изольда уже достала из посоха нож…
Лесник лежал, не смея молить о пощаде. В этот момент он понял всю низость того греха, в который впали и он сам и его кровожадные друзья. Вместо сытного обеда монашка принесла им смерть. Покаяться грешник не успел.
– Бог меня простит! – сказала Изольда и вонзила нож…
– Вот уж не думал, что мой верный топор так ловко рубит головы. – Крестьянина тошнило и выворачивало наизнанку. – Великий грех! Но реликвия дала мне и сил и сноровки! Матушка, а ведь мы стали свидетелями настоящего чуда! Я скромный землепашец, не святой и не воин! Вот их сколько…
– Все в порядке! Мы сделали доброе дело: спасли лес от шайки людоедов! – матушка отпила Микстуры Авраама. – Реликвия дала сил! Глотни моей микстуры, и подпали хижину.
– Ух, крепкая! – Лицо крестьянина порозовело.
– Requiem aeternam![227] – Творя покаянные молитвы, матушка вместе с Томасом пошла подальше от этого страшного места. Гнилая солома занялась, не смотря на дождь. В каменной хижине людоеды припасли достаточно дров, чтобы жарить человечину. Теперь их грешные тела отправились в огонь вслед за грешными душами.
Питер решил подвезти матушку обратно.
– Надо будет собрать крестьян и похоронить несчастных, чьи кости разбросаны вокруг хижины, по христианскому обычаю!
Умная лошадь сама знала дорогу, и повозка покатилась по лесной дороге.
Но чудеса волшебной реликвии на этом не кончились. Она снова засветилась и монашка с крестьянином обнялись.
– Матушка, я на краю греха!
– Не согрешишь – не покаешься! Сын мой! – Матушка овладела инициативой.
Крестьянин и не думал, что, выжив в таком неравном бою, можно потерять голову в объятиях монашки – но потерял!
– Я всегда знала, что Господь не считает плотский грех смертный грехом! Прочтешь дома десять раз «Каюсь» и десять раз «Богородицу!» Матушка Изольда искренне считала, что мир полон физических, а еще более – духовных опасностей, а искушения так просто попадаются на каждом шагу. На то оно и искушение, чтобы грешить и каяться.
Их дыхание стало общим, их стоны сливались, а сердца бились в унисон. И, казалось, пропало все: дорога, повозка и лошадь. Остались только мужчина и женщина. Два тела, слившиеся в единое целое.
«Это не смертный грех! Отмолю!» – Матушка накрыла крестьянина своим пышным телом. Реликвия светилась, всем своим видом показывая, что совсем не против такой шалости для тех людей, что совершили великий подвиг.
Дорога шла под гору и лошадь почти без труда тащила повозку.
«Я еще устрою этому монастырю сладкую жизнь! Не прощу! – Инкуб в Аду уже строил планы мести. – Ну, кто же знал, что реликвия обладает такой силой?»
Селина, услыхав о благополучном возвращении Матушки Изольды, поднялась на девичью башню, чтобы броситься вниз, но после общения с призраком, показавшим грешнице всю глубину ее падения, передумала…
Матушка Изольда, узнав, кто искушал Селину, решила устроить обряд экзорцизма, а за одно и задобрить отца ревизора.
Глава четвертая Визит ревизора
На монастырской кухне пахло горячими колбасами и пивом. Распоряжалась тут трудница Джейн, в недалеком раскаявшаяся ведьма.
«Снова напасть! – Матушке Изольде было снова не до молитв. Даже колбасы и пиво не дали матушке хорошего настроения. – Джейн, снова беда! И священная реликвия, что спасла мою грешную душу от людоедов, не спасает от ревизии!» Тут матушка была совершенно права. – О, Gosh![228] – Пресвятая Троица! Да минуют наш монастырь напасти!
Король Генрих VIII как мог притеснял католическую церковь, разорял монастыри и описывал их имущество, пополняя казну. Матушке очень не хотелось, чтобы обитель постигла печальная участь соседних монастырей. Джейн, представляешь, тут ревизор![229] Святой отец был наделен правами экзорциста. Ревизор во времена Генриха восьмого мог запросто разорить монастырь! Экзорцизм в те времена совершается рукоположенным служителем католической церкви, который действует от имени церкви и через ее авторитет на основании власти, полученной в священническом рукоположении. И вот такого ответственного ревизора оставалось задобрить. "Попадись мне этот ревизор лет двадцать назад. Живым бы не ушел! А теперь… Aliis inserviendo consumor.[230]"
229
Название не совсем адекватно переведено – это чиновник, предавший интересы Римского папы в угоду своему королю был наделен полномочиями большими, чем те, что дают ревизорам. – Прим. перев.