– Монашки молились, но слова застревали в глотках. Постепенно крики стали хрипами, а потом остались только слабые подёргивания.
Отец ревизор произнес просительную формулу к Богу и повелительную формулу, изгоняющую дьявола во имя Иисуса Христа.
Обряд завершается песней благодарения, молитвой и благословением, но его Селина уже не услышала.
– Изыди сатана! – матушка и ревизор ударили по последней розге.
– Amen!
Монашки стояли на коленях и глотали слезы. От чистого белого нежного тела не осталось и следа. Несчастная Селина уже ничего не чувствовала.
– Охолоните ее! – Приказала матушка.
Катрина вылила на нее ведро холодной воды.
Девушка слабо застонала и столь же слабо зашевелилась.
– Жива! – Монашки отвязали девушку, перекинули на конскую попону и вынесли на воздух. – Еще водички! – Отец Ревизор собственноручно вылил на девушку ведро воды и перекрестил ее.
– Селина застонала громче, но не дёрнулась. Двигаться не хотелось совсем.
– "Ну, это дорого тебе обойдется!" – Инкуб не смел сесть на монастырский двор, наблюдая за трагедией сверху. Меллюзина скоро прилетит!
– Инкуб дал ей задание: соблазнить и съесть ревизора, как только тот покинет монастырь.
"А не перестарались ли мы? – Думала матушка Изольда, глядя на бесчувственное тело. – Но по грехам и награда!" Катрина и Селина унесли девушку в келью. Там Монашки разжав девушке зубы, влили немного микстуры грешника Авраама, на трехкратно перегнанном вине, настоянном на грибах, змеиных головах и прочей гадости.
– Отец ревизор отдал Матушке Изольде необходимые бумаги у пошел пить пиво с привратницей. Девушкой простой в обращении и радой любому мужскому ласковому взору, не говоря уже о мужской ласке.
– О том, что Ревизор чуть не убил монашку – он уже и думать забыл. "Умрет с искупленными грехами и попадет в рай!"
Католическая церковь определяет экзорцизм как приказ, данный демону именем Бога, чтобы тот покинул место, вещь либо человека. И, по мнению матушки Изольды, приказ был выполнен.
– Ожила! Опытная монахиня успела перевернуть девушку на живот и подставить тряпку! Теперь надо ее растереть! Той де микстурой! И монашки стали натирать иссеченные места.
– Девушка очнулась и отчаянно завизжала.
– Хорошая микстура! – Монашка взяла покрывало и стала работать им, как опахалом.
– Сейчас мы ее обезболивающей мазью на гусином сале натрем! – Улыбнулась вторая монашка. "А на сладкое у меня есть утешитель Святого Антония![245]
– Как тебе опахало?
– После микстуры ТАААК печёт…
– Сейчас будет легче! – Монашка стала натирать девушку мазью на сале. Там была добавлена мята и арника. Мазь чуть-чуть охлаждает и частично снимает боль.
– Хорошая мысль. – Вторая монашка раздвинула девушке ноги и привычным движением нашла клитор.
– Селина чуть вздрогнула и застонала.
После страшного ритуала несчастная чувствовала боль, сменившуюся зудом, усталость, ослабление, боли в животе, голове, и спины. Жить не хотелось.
Монашка ввела в девушку два пальца, нашла внутри волшебную точку и стала нежно на нее давить, продолжая ласкать клитор. Вторая монашка продолжала обрабатывать иссеченное тело.
– Полностью – боль не уйдет! Но мазь и мои ласки принесут облегчение! Рассказывала монашка, продолжая внутренний массаж. – Но легче должно стать!
На сей раз тебе досталось без всякой жалости. Ни матушка, ни ревизор тебя не пожалели. Если бы розги не распарили, то сняли бы шкуру напрочь! А так только кожу просекли! И как дела, красавица?
– Может, попьешь? – Монашка поднесла к губам девушки кубок с водой.
– Селина постепенно стала стонать громче, но любая попытка шевельнуться отбрасывала всё назад, а не шевелиться от возбуждения было невозможно.
Хотелось просто полежать, чтобы никто не трогал, но сил даже на то, чтобы сказать внятно не было.
– Пить она вроде не хочет! – Ничего! В сознание пришла! На свидание с Господом еще успеет! – Селина, мы помолимся за твою грешную душу, а сейчас попей! В напитке маковый сок – обезболивающее и снотворное!
– Поднять голову девушка всё ещё не могла.
– Монашки сами приподняли ей голову и поднесли кубок к губам.
– Пей, грешница!
– Не будешь пить – монашка потискала иссеченную промасленную попку. Сама нашлепаю!
Селина прогнулась с визгом.
– Пей! А то хуже будет!
– Девушка постаралась дотянуться до жидкости.
– Optimum medicamentum quies est![246] – Селина врачевала изуродованное тело греховной монашки.
Игрушку матушки Изольды он честно заслужила.
– Монашки почти насильно влили в нее почти весь кубок и уложили спать.
В последствии Селина могла вспомнить ход экзорцизма только приблизительно, из воспоминаний не было ничего, кроме боли.
Глава седьмая Искушение цыганки
Отец ревизор показал монастырь в замечательном настроении. Фляга монастырского пива, окорок и приличная сумма денег придавали ему бодрости. Lucri bonus est odor ex re qualibet![247] Хорошо провел время! И дьявола изгнал из монашки… И Матушка привратница такая вкусная!" Смирный мерин шел шагом по лесной тропинке. И тут он увидел хорошенькую девушку. Цыганка мыла ноги в ручье подоткнув юбки. На ветки сохла немудреная одежонка.
"Хорошенькая цыганка! – подумал он. – Конь сам свернул к шалашику.
– Кто ко мне едет! – девушка увидела монаха в рясе, перепоясанного веревкой, но сидевшего в седле по-военному.
– Сейчас я ее… – не додумал он мысль и повёл своё тело к шалашу, куда направился и конь с седоком. Цыганка лишь подхватила с сучка свои одежды.
– Красавица! – Монах спешился и привязал коня к дереву. – Ты что тут делаешь? Как зовут тебя, дитя мое?
– Что в имени тебе моём? – улыбнулась девушка, – ты ведь не за этим сюда свернул? Nihil habeo, nihil curo![248]
Улыбнувшись, скрылась в шалаше.
– Выгляни, красавица! – Ревизор глянул шалаш. – Поймал голую ножку и потянул на себя. Какая она вкусная. Как говорится, memento mori![249]
Красавица слабо попыталась вырваться и высунула наружу голову.
Какая курчавая, черноволосая красавица… Или сюда! Я сделаю тебя христианкой!
– Христианкой? – Девушка с любопытством посмотрела на монаха. – Чем же такой христианин отличается от язычника?
– А иди сюда, объясню! – Монах стал срывать с девушки одежду. – Окрещу в ручье! Узнаешь! Монаха уже одолевала похоть.
– Будешь молиться и каяться!
– Так вода уже холодная! Каяться? – Цыганка нисколько не стеснялась наготы, и не препятствуя раздеванию. – Quid brevi fortes jaculamur aevo multa?[250]
– А много ли я от тебя хочу, о грешница египетского племени, знающая латынь. А я тебя потом согрею! Собственным телом!
"Смугленькая, стройненькая! Вкусная! – Монах порвал на девушке рубашку. – Каяться, поститься и грешить!"
Наградой монаху послужил удивлённый взгляд.
Монах увидел клеймо на девушке. И сразу понял, что есть шанс сломать гордячку быстро. Не согласишься – сдам стражникам, и тебя повесят за бродяжничество! – Он сорвал девушки остатки одежды. – Ты согласна стать христианкой?
Цыганка грустно вздохнула и ничего не ответила.
– Не хочешь по хорошему – Монах сорвал с себя веревку, сложил вдвое и засунул голову цыганки между ног. – будет по плохому! Еще не поздно! Покрестишься, грешница?
"Красивая смуглая попка!"
«Ну почему эти англичане так любят драться? Неужели нельзя по-хорошему? Впрочем, и так и так я его съем!»
Девушка громко завизжала:
– ДАААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Церемониться с клейменой цыганкой монах не собирался и стал стегать грешницу веревкой.
249
Употребляется отцом ревизором переносном смысле – об угрожающей опасности – Прим. перев.