Читать онлайн "Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ»." - Саркисянц Мануэль - RuLit

ны и неджентльмены. Первых там почитают как своих лучших и учат относиться к ним с уважением; что касается вторых, то хороший сюртук и чистое белье вызывают у них не зависть, а желание добровольно… подчиняться».[297] У промышленных рабочих тоже сохранялось чувство сословной иерархии. Еще в 1929 г. считалось, что «всякий покорно следует предписаниям, которые высшие слои дают низшим». Английский народ был сильно склонен «принимать мнение вышестоящих и подчиняться им». Не одни лишь бойскауты — британский вклад в мировую «сокровищницу» — были «приучены… слушаться любого приказа» и «беспрекословно подчиняться».[298] А господствующий класс, полный сознания собственного превосходства, вообще не нуждался ни в какой теории для обоснования чрезвычайно четких классовых различий. Их «естественность почти никогда не вызывала сомнений».[299]

В отношении «туземцев» внимание британцев к классовым различиям усугубляло расовую сегрегацию — причем на английских кумиров Гитлера оказала влияние и брахманская кастовая иерархия в Индии.[300] С другой стороны, уже Генрих фон Трейчке мог констатировать, что белая «раса начинает противопоставлять себя диким народам как массовая аристократия». «Полноценные граждане становятся <sic> аристократией по отношению к… рабам-невольникам. Но, с другой стороны, именно <sic> потому — и это прекрасно — полноценные граждане особенно склонны воспринять идею равенства».[301] В некоторых случаях англичане редко были склонны связывать полноценность человека «с чем-то еще, кроме рождения в Британии», — отмечал столь почитавший Англию «немецкий Киплинг», Ханс Гримм.[302] В конце концов, любой простой солдат британской расы мог рассматривать туземца, даже носящего княжеский титул «высочества», как стоящего ниже себя: расизм, поначалу в колониях, а после и в самой Европе, выступал как фактор мнимого уравнивания классов внутри расы господ. Этому способствовало следующее социальное «утешение»: самый непривилегированный сородич по расе стоит выше, чем кто угодно из «низшего <в расовом отношении> отродья» (lesser breeds) Британской империи (а позже, тем более — чем кто-то из «унтерменшей» в Третьем рейхе). Так, например, для британского вице-короля Индии брак с горничной-англичанкой был бы меньшим позором, чем женитьба на индийской принцессе.[303] «Все равны, но некоторые более равны, чем другие»: автор этой формулы — англичанин (Джордж Оруэлл).

В Англии утвердилось представление, что основные права — привилегия всех англичан. К особенностям английского национального характера относится «представление о свободе как о сумме

всех привилегий, наследуемых вместе с титулом и землей…».[304] «Но если, при нашем свободолюбии, предложишь дать немного свободы таким же подданным, как мы <fellow subjects>, в Индии, ответом будет «ах-ах-ах»», — сетовали в 1858 году.

Ведь свобода рассматривалась в Англии не как естественное право и вовсе не как право человека, а как наследственная феодальная привилегия, которая, правда, постепенно (начиная с 1688 г. и заканчивая 1912 г.) должна была распространиться на всех англичан. «Англичанина, даже принадлежащего к самому низшему классу, в его положении более всего впечатляло то, что он, по сравнению с иностранцами вообще и французами в частности, является свободнорожденным англичанином… — это национальный стереотип, который никому даже в голову не приходило оспаривать», — утверждал Вингфилд-Стрэтфорд. И уже в 1790 г. «консерватор» Эдмунд Бёрк противопоставлял права англичанина правам человека.[305]В апогее британского империализма один из его главнейших либеральных, даже «республиканских» вдохновителей, Чарлз Дилк (в своей «Более Великой Британии», издание 1885 г.), объясняет, что «свобода существует лишь в жилищах представителей английской расы». (Однако отказ отдавать должное почтение стоящим выше на иерархической лестнице на основании английского происхождения считался абсолютно неприемлемым.) Здесь же он предупреждает: «Французская демократия опасна своей горячечной симпатией к ложному гуманизму… Любовь к расе у англичан зиждется на более прочных основах, чем… любовь к человечеству». «Более всего на положение англичанина, даже англичанина из низших слоев общества, влияло осознание того факта, что он — в отличие от иностранцев вообще и французов в частности — является свободнорожденным англичанином. Это был национальный стереотип, и никому даже в голову не могло прийти оспорить его».[306]

Таким образом, представление англичан о свободе сохранило в себе атрибуты сословных привилегий и ассоциировалось с исключительностью отдельной этнической группы. Ведь британская «система… делит все нации на свободные и несвободные в зависимости от того, похожи они на англичан или нет, и считает, что… английской свободе… предначертано властвовать над миром».[307] Таким образом, англичане воспринимали себя как аристократическую нацию, как свободный народ по сравнению со всеми остальными народами, как расовое дворянство в мире простолюдинов («commoners», «низкого отродья», «the lesser breeds» по Киплингу). (Именно в Индии Киплинга, во время противостояния 1857 г., простые английские солдаты ощутили («народным чутьем», которое

нацисты позже расценивали как «здоровое»), «что всех цветных, вплоть до самых безобидных с виду, надлежит бить по башке».[308]) Таким образом, британцы из всех слоев общества привыкли вести себя по отношению к иностранцам — совершенно независимо от их социальной принадлежности — как расовая аристократия. Презрение, а в некоторых случаях и откровенная антипатия к иностранцам, по всей видимости, являлись традиционной эндемической чертой англичан.[309] На этом основании немало немецких авторов (например, Фосс в 1921 г.) прославляли Англию в качестве воспитателя, в качестве постоянного, почти недосягаемого примера расового единства для Германии (Volksgemeinschaft(* Volksgemeinschaft (нем.) — расовое единство — национал-социалистическое идеологическое представление о расовом превосходстве немцев и их гармоничном единстве (прим. перев.).)).

Ведь именно такой народной общностью расовой знати по британскому образцу должны были стать немцы: Альфред Розенберг «заверял <на нюрнбергском съезде партии 1937 г.>, что немецкий народ обладает потомственной знатностью».[310] Включение всех англичан независимо от сословной принадлежности в сообщество привилегированных сделало из них расовое единство.[311] Верховенство — единственно вследствие принадлежности к английскому народу, привилегированность всех англичан — только на основании того, что они англичане (таким образом «эгоизм и чувство солидарности отождествлялись»), должны были сделать их народ моделью национал-социалистического расового единства для немцев (чтобы они становились патриотами, «потому что это выгодно», как призывал Карл Петерс).

Особенно достойным подражания этот провозвестник расового единства считал чувство избранности, которое даже беднейшие англичане испытывали по отношению к иностранцам, — ощущение превосходства, которое он сравнивал с чувством превосходства людей над «гориллами и шимпанзе» <sic>.

Карл Петерс был не единственным, кто придерживался подобной точки зрения. Один британский нищий, которому негр подал милостыню (приблизительно в 1905 г.), обратился к последнему со словами: «Покажи мне свой хвост, черный, как уголь хвост». Ханс Гюнтер одобрял веру англичан в то, что остальные люди занимают положение, близкое к животным, и советовал подражать в этом англичанам. «Эта сильная вера сделала их великими». А будущая британская вице-королева Индии в 1845 г. величала яванского вельможу Али Раден Салеха, жившего при кобургском дворе, не иначе, как «домашняя обезьянка». Оксфордский профессор Эдвард Фримэн 15/16 октября 1881 г., находясь в Ньюпорте, Род Айленд, США,