— Уф! — сказал он. — Ну что это за одежда — штаны? И кто ее выдумал? Каждое утро добрый час бьюсь, чтобы попасть в них. Даже в жар бросает! А как вы управляетесь со своими?
Джентльмен так и покатился со смеху, а потом показал бедняге, как надо штаны надевать. Тот долго благодарил его и уверял, что сам он никогда бы до этого не додумался.
Да, этот тоже был умная голова!
А джентльмен снова отправился в путь. Пришел он к деревне, за деревней был пруд, и у пруда собралась толпа народу. Все шарили в воде — кто граблями, кто метлами, а кто вилами. Джентльмен спрашивает, не случилось ли какого-нибудь несчастья.
— Ну да, ужасное несчастье! — отвечают ему. — Луна упала в пруд! Ловим, ловим ее, никак не выловим!
Джентльмен рассмеялся и посоветовал дуракам искать луну не в пруду, а на небе. Но они даже слушать его не захотели и так обругали, что он поспешил оттуда подобру-поздорову.
Вот он и узнал, что на свете дураков немало, а есть и такие, что почище его невесты и ее родителей. И джентльмен вернулся домой и женился на дочке фермера.
И если они после этого не зажили счастливо, то кто-кто, а уж мы с вами тут ни при чем.
Фокусник-свирельщик
Есть в Англии морской залив Солент. А на берегу его стоит старинный городок Ньютаун. Теперь он уютное, спокойное. А некогда его улицы полнились пронзительным писком-визгом: в городке развелось множество крыс, их набралось столько, что людям хоть бросай дом и беги куда глаза глядят. Крысы прогрызали двери, стены, пол, залезали во все кладовые, закрома и сундуки, съедали дочиста все, что попадалось, — муку и сыр, крупу и сахар. И даже пивом-медом угощались!..
Но наиболее досаждали горожанам вечная крысиная беготня и мерзкий писк. За тем писком люди не слышали друг друга и не могли спать ночью. А матерям приходилось глаз не отводить от детских люлек. А как только какая утомится и смежит веки — в колыбель уже крыса залезла — сидит и рассматривает младенца!
Вы спросите: неужели в этом городе не было котов? Были. И пытались ловить крыс. Но все напрасно: тех было столько, что коты, наконец, бежали.
А крысоловы?
Приглашали и их со всей страны. Но те не могли ничего сделать против такой напасти.
Мэр города и советники с утра и до вечера ломали головы в городской ратуше, но зря. И неудивительно: головы у них большие, а ума нет.
Вот как-то сидели, размышляя, что же делать, когда вбежал городской стражник и к мэру:
— Извините, ваша милость, вас хочет видеть какой-то странный парень.
— Ну, пусти его, — говорит мэр.
Парень зашел. Действительно, странный какой-то: одежда из пестрых лоскутов — синих, зеленых, красных; в руках свирель, сам высокий, худощавый, глаза пронзительные, острые, говорит:
— Я — фокусник-свирельщик. Слух идет, что у вас развелись крысы. Хотите, за пятьдесят золотых я вам их выведу, ни одной не останется.
Мэр и советники обрадовались, но взялись торговаться: скупые были, хоть и богаты. Но парень стоял на своем. Пришлось им согласиться.
Вышел парень из ратуши, приложил к губам свирель — и как заиграет! Поплыла над городом неслыханная музыка — грустная, аж за душу берет. Пошел по улицам. А из дворов, из подвалов, из всех нор и дырок начали крысы выскакивать. Выбегают — и вслед за свирельщиком. Большие и малые, старые и молодые — все идут за ним строем. Подняли морды — все как один слушают свирель! А парень пройдет немного и остановится: ждет, чтобы крысы не отставали.
Прошел он по Серебряной улице, повернул на Золотую. В конце Золотой улицы — пристань, далее протянулся залив Солент.
Мещане сгрудились у окон, дыхание затаили — смотрят: что же дальше будет? А крысы спешат за тем парнем!
И вот уже и берег. Свирельщик вскочил в лодку и поплыл на глубину, и играет-играет! Крысы, будто зачарованные, ничего не видят, только ту дудку и слышат: как она сладко играет, как зовет их за собой. Бросились в воду. А тут как раз отлив наступил — вода спала — увязли крысы и пропали.
Начался прилив. Причалил свирельщик, вышел из лодки на берег. Горожане выбежали на улицы, кричат: "Слава!" И на радостях шапки вверх кидают. Колокола в церквах звонят. Еще бы: ни крысы в городе не осталось!
Пришел парень в ратушу, а там его уже мэр и советники ждут. Переступают с ноги на ногу, чешут затылки: жаль им пятьдесят золотых отдавать. Через тех крыс городская казна, мол, совсем обеднела. Где же их взять, тех пятьдесят золотых? И за что их платить? Что он такого сделал, этот парень? Поиграл на свирели и покатался на лодке! Ну и что? Это и мы, мол, сами могли бы сделать. Вот мэр и говорит:
— Ты же видишь, парень, которые мы бедные. Пятьдесят золотых — это слишком большие деньги. Бери двадцать. Более ты не заработал.
А парень ему:
— Вы пообещали пятьдесят. Платите, как договорились. Иначе я вам такое сыграю, что не по вкусу будет.
— Ничего он нам не сделает, — тихо говорит мэр к советникам. — Крысы все утонули, их уже не оживить.
Потом повернулся к парню и как гаркнет:
— Ах ты негодяй! Ты еще и пугать осмеливаешься! Вон из нашего города, бродяга!
Улыбнулся парень.
— Ладно, — говорит, — я пойду.
Вернулся, приложил к губам свирель и ушел. Опять спела свирель, только уже весело, живо, как звала к танцу, к игре. И в этот голос отовсюду начали выбегать дети — из дворов и с домов, большие и маленькие, школьники и подмастерья.
Смеясь и подпрыгивая, выкрикивая и пританцовывая, мальчики и девочки, взявшись за руки, бежали за свирельщиком. А тот прошел по Золотой улице и свернул на улицу Серебряную. Та вела к большому дремучему лесу. Там росли могучие дубы и раскидистые буки, и тянулся тот лес без конца. Именно туда и направился свирельщик, все наигрывая на своей свирели. А за ним спешила шумная толпа детей. Вот они уже и в лесу. Еще некоторое время между деревьями мелькала пестрая одежда и слышался веселый детский смех. Но вот все исчезло, шум отдалился, а после и вовсе стих в лесной чаще.
Тут-то и ужаснулись, как проснулись, жители Ньютауна! Тут-то они и пожалели, что так опрометчиво поступили со своим спасителем…
Напрасно они вглядывались в лес, бесполезно прислушиваясь, не зазвучат ли оттуда детские голоса. Никогда больше не пришлось им увидеть ни своих детей, ни странно одетого парня с очаровательно звучащей дудочкой.
Источник-на-краю-света
В доброе старое время — а оно и в самом деле было доброе время, хотя было то не мое время, и не твое время, да и ничье то время, — жила на свете девушка. Звали ее Розмари. Девушка она была добрая, хотя не очень умная, и веселая, хотя и не очень хорошенькая. Но все бы ничего, да попалась ей злая-презлая мачеха.
И вот, вместо того чтобы наряжаться в новые платья, есть сладкие пышки да болтать с подружками, как делают все девушки, Розмари приходилось с утра до ночи хлопотать по хозяйству. То мачеха заставляла ее мыть каменный пол, и Розмари ползала на коленках и терла его щеткой. То велела ей стирать, и Розмари засучивала рукава повыше и стояла весь день у корыта.
Но чем лучше Розмари работала, тем хуже обращалась с ней мачеха и только пуще ее ненавидела. Если девушка вставала рано, мачеха ворчала, что ей не дают спокойно поспать. Когда Розмари готовила обед, мачеха говорила, что его есть нельзя.