Такъ, вы должны меня ненавидѣть.
Сядемъ въ етой горницѣ, ежели не хочешь возвратиться въ мой кабинетъ.
Я села на софу, а она подлѣ меня наклонясь горящими своими щеками къ моему плечу я одною рукою ее обняла, а другою взяла ея руку. Теперь, любезная моя, заклинаю тебя дружествомъ, симъ дружествомъ какое между нами какъ сестрами заключено, открыть мнѣ совершенно свое сердце. Отрекись отъ меня, ежели я, получа способъ излѣчитъ твои раны, не излію на нихъ цѣлительнаго бальзама ненарушимой моей нѣжности.
Что могу я сказать вамъ? Вчера, любезнѣйшая моя Милади, я получила отвѣтъ отъ Доктора Барлета на предложенной ему мною вопросъ отъ одной молодой дѣвицы, которая…
Она не могла окончить: она заплакала, подняла голову и утерла свои глаза. Потомъ опять наклонилась лицемъ къ моему плечу, и я ее обняла. Твой вопросъ, душа моя?
Ахъ, Сударыня, мой вопросъ, говорите вы, мой вопросъ!
Я говорю твой съ тѣмъ, душа моя, что сама ты предложила ею Доктору?
Такъ онъ вамъ ни слова не сказывалъ, Сударыня?
Конечно ни слова не говорилъ.
И въ самомъ дѣлѣ я лучше хочу чтобъ вы объ етомъ отъ меня узнали. Я только боюсь чтобъ онъ не угадалъ о какой молодой дѣвицѣ была ета речь. Плохая хитрость! Какая я дура! Онъ точно ето угадаетъ.
Можноли мнѣ узнать вопросъ, душа моя, можноль узнать и отвѣтъ?
Я сожгла и то и другое будучи въ превеликомъ на саму себя гнѣвѣ за то что такъ постыдно себя обнаружила; по тому что онъ точно угадалъ ту молодую дѣвицу; я ихъ бросила въ огонь.
Но ты можешь мнѣ обьяснить етотъ случай, ты можешь мнѣ пересказать отвѣтъ.
Какъ мнѣ можно, Сударыня? Вамъ, коихъ я люблю больше всѣхъ другихъ женщинъ вкупѣ, вамъ… Но вы должны меня ненавидѣть, презирать!
Ввѣрь мнѣ свою тайну, моя любезная. Когда она такая, какую какъ думаю я проницаю; то вѣрь что она никогда не выдетъ изъ моего сердца.
Она встрепетала. Что вы проницаете, Сударыня?
Не пугайся, душа моя.
О! Нѣтъ, нѣтъ! ето не возможное дѣло. Ежелибъ вы проникли…
Такъ чтожъ бы изъ того вышло?
То, что вы бы на всегда изгнали отъ лица своего завистливую Емилію, то склонилибъ моего попечителя отъ меня отречься.
Сказать ли тебѣ, душа моя, что я по своему мнѣнію проницаю?
Скажитежъ ето мнѣ на ухо, (обнявъ меня тою рукою, которой я не держала.) скажите мнѣ такъ тихо, чтобъ я не могла разслушать.
Ты любишь своего попечителя, Емилія. Онъ любитъ тебя.
О Сударыня?
Онъ всегда будетъ тебя любить и я такія же чувствованія хранить къ тебѣ стану. Твоя любовь основывается на признательности. Такова была и моя. Не знаю ли я, Емилія, всего того, что можно сказать въ вашу лользу?
Наконецъ, Сударыня, чрезмѣрное ваше благодушіе разгоняетъ всѣ мои страхи. Я вижу что могу вамъ признаться во всѣхъ моихъ слабостяхъ, и въ моемъ дурачествѣ; тѣмъ паче что такое признаніе подастъ мнѣ нѣкое право просить у васъ совѣтовъ. Таково было мое намѣреніе; но я страшилась вашей ненависти. Въ равныхъ обстоятельствахъ находяся сумнѣвалась чтобъ была столь великодушна какъ вы. Ахъ! какъ я жалѣю что предложила свой вопросъ Доктору!
Докторъ, любезная моя, самой благодушной человѣкъ. Онъ вѣрно будетъ хранить твою тайну.
И увѣрители вы меня, Сударыня, чтобъ онъ ихъ не открылъ моему попечителю? Я скорѣе соглашусь умереть, нежели усмотрѣть въ немъ нѣкую ко мнѣ недовѣрчивость. Онъ бы меня ненавидѣлъ, Сударыня, хотябъ вы того и не хотѣли,
Никогда онъ сего не узнаетъ, душа моя. Вы уже требовали отъ Доктора, чтобъ хранилъ ету тайну, я объ етомъ не сумнѣваюсь.
Такъ, Сударыня.
Онъ ее будетъ хранить, не бойся ничего, особливо когда любезное твое чистосердечіе привело меня въ состояніе, любезная моя, сыскать средства для безопасности твоей чести и для сохраненія къ тебѣ почтенія отъ твоего попечителя.
Такъ, Сударыня. Етаго точно я и желаю.
И такъ открой мнѣ сіе невинное сердце. Взирай на меня какъ на свою пріятельницу и на сестру, какъ будтобы я не была щастливою женою твоего любезнаго попечителя.
Я ето вамъ обѣщаю, Сударыня.… Увы: Я не имѣла къ себѣ недовѣрчивости даже да самаго дня вашего брака. Тогда лишь начала я чувствовать смущеніе въ моемъ сердцѣ, тѣмъ паче что я усиливалась скрывать его отъ собственныхъ своихъ глазъ; ибо я дѣйствительно страшилась обращать ихъ на себя. Отъ чего происходитъ во мнѣ сей страхъ? Вопрошала я себя каждую минуту. Не должна ли я чемъ себя укорять? Какія мои желанія? Какая можетъ быть моя надежда? Не истинноли то что я люблю Милади Грандиссонъ? Такъ, конечно. Однако, во временамъ… Не ненавидьте меня, Сударыня. Я открою вамъ всю внутренность моего сердца и всѣ свои слабости.