Того же боялся и адвокат обвинения Джанни Орсеоло.
Мужчина вышел из здания суда следом за Рафаэлем и открыл свой большой зонт с логотипом клуба игры в поло.
— Тебе в эту сторону? Хорошо. Тяжкий день. Думаю, ты согласишься со мной. Ее сегодня рвали на части. Завтра я вызову еще одну свидетельницу. Каталина не выдержит дальнейших расспросов.
Они оба посмотрели, как родители Каталины вывели бледную дочь на улицу.
— Хорошо. Я могу не приходить завтра, полагаю. Не уверен, что смогу смотреть в наглое лицо Люки. И я должен еще к отцу зайти.
— Ну, если это не срочно, то рекомендую тебе не пропускать завтрашнее заседание. Свидетельница, о которой я говорю, может очень помочь нам. Стоит прийти, только чтобы посмотреть, как Люка заерзает на своем стуле. Как отец, кстати?
— Пока не началось разбирательство, он уверенно шел на поправку. Возвращение на виллу лишь способствовало этому. Но суд снова пошатнул его здоровье. Отец обожает Люку…
Джанни Орсеоло и Рафаэль дружили с детства. Они были очень близки когда-то.
— Любимчик, да? А ты — черная овечка? И теперь Антонио придется пересмотреть свое отношение к сыновьям, да?
— Мне тоже. Знаешь, я ведь привык ненавидеть своего отца и винить его в смерти матери. Я… кое-кто… изменил мой взгляд.
По крайней мере за это Рафаэль был благодарен Еве. Он отогнал все мысли прочь.
— Семья — это сложно, — согласился Джанни. — А потому, Рафаэль, дружище, хорошо, что мы с тобой еще холостяки.
Рафаэль промолчал.
Машина Джанни выделялась на фоне остальных. Холостяцкий красный «феррари». Как предсказуемо…
— Очень мило, Джанни. Очень практичная машина.
— Она мне помогает. Как еще не старый холостяк, — Джанни усмехнулся, — я должен вкладывать деньги в вещи, которые привлекли бы ко мне побольше женщин. — Он разблокировал двери. — Слушай, Раф, это не мое дело, но, кажется, тебе не помешает развеяться. — На самом деле, Джанни поразил вид Рафаэля. Он, а вовсе не Люка; был больше похож на торговца смертью. — В общем, я собираюсь за город на уик-энд. Мы едем на виллу моего старого приятеля с парой друзей. Я приглашаю тебя. Тебе пойдет на пользу поразвлечься немного. У меня есть одна знакомая…
— Нет. — Рафаэль вышел из-под зонта и пошел прочь от Джанни в темноту улиц.
— Может, пообедаем вместе? Она тебе понравится!
— Спасибо, Джанни, но нет.
— Я могу подвезти тебя хотя бы?
Рафаэль уже почти исчез в темноте, и его голос раздался, как в тумане:
— Спасибо, но я предпочитаю прогуляться.
В изумлении покачав головой, Джанни сел за руль и завел мотор. Если бы он не знал Рафаэля, то подумал бы, что у этого мужчины разбито сердце.
Рафаэль шел, не разбирая дороги. Он не ощущал дождя, не думал, слыша лишь звук собственных шагов.
Как только Люка получит по заслугам, Рафаэль возьмет свою фотокамеру и вернется в Колумбию. На этот раз не к персонажам своих снимков, а в горы. Это поможет ему позабыть о предательстве Евы, хотя и не принесет облегчения.
Рафаэль звонил в ее журнал и оставил свой номер телефона. Но Ева так и не позвонила, а значит, ей наплевать на то, что они разделили между собой. Ей просто все равно.
Дождь усилился, проникая под ворот пальто, стекая по коже. Неожиданно, ощутив почти физическую боль, Рафаэль вспомнил тот день в Венеции, когда они с Евой стояли посреди площади Святого Марка. Ее глаза тогда светились от ярости, которая так быстро обратилась в страсть…
Стиснув зубы, Рафаэль открыл дверь, вошел и захлопнул ее за собой.
Тряхнув мокрой головой, он прошел в кухню и налил воду в кофе-машину. Он регулярно пользовался только ею. Синьора Арриго, горничная Рафаэля, бесконечно переживала за него — он пил слишком много кофе и почти ничего не ел. Она стала оставлять для него домашнюю лапшу и другие вкусные блюда в холодильнике. Вот и сегодня его ждала фокачча.
Рафаэль улыбнулся и полез за кофе. Его внимание привлекла другая коробочка.
Английский чай.
Каким жалостливым он стал. Смешно, что он привез его с собой из Флоренции и хранил эти полгода. О чем он думал? Что однажды Ева возникнет на пороге его квартиры? И предложит ему еще один шанс за чашечкой чая?
Раздался звук глухого удара, когда коробочка с чаем, ударившись о стену, упала в мусорное ведро.
Прихватив бутылку красного вина, Рафаэль вышел из кухни, позабыв о еде и кофе.
Он прошел в гостиную и, не потрудившись включить свет, встал у окна.
Снаружи лил дождь. Рафаэль пил вино и наблюдал, как крупные капли дождя стекают по стеклу. В мозгу то и дело проплывали обрывки воспоминаний.
Ева. Ее голова у него на коленях, мягкость ее волос, ее теплое дыхание…
Мужчина в отчаянии простонал, отошел от окна и включил телевизор. Новости. Футбол. Что угодно, только бы отвлечься.
На экране возникла пустая сцена, и полились знакомые звуки. Рафаэль замер, не веря своим глазам и ушам, когда началась знакомая до боли ария.
«Мадам Баттерфляй».
Прикончив бутылку вина, Рафаэль откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Бледный свет луны за окном падал на его измученное лицо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Флоренция в феврале сильно отличалась от августовской Флоренции, которую запомнила Ева. Дождь залил мощеные улицы, делая их темнее. Туристы в дождевиках рассматривали карты, прокладывая свой маршрут, не обращая внимания на великолепные здания перед собой.
Сидя позади неразговорчивого водителя, которого прислал за ней Марко, Ева смотрела в окно, пытаясь прогнать из головы мысли о Рафаэле.
Она дрожала. Даже отдаленная возможность увидеть его снова заставляла сердце биться чаще. Неизвестно, что сказала бы ее врач, если бы сейчас померила давление своей беременной пациентки. Чтобы не сойти с ума и не навредить ребенку, Ева пыталась сосредоточить свои мысли на Люке.
Она уже подходила к концу печальной главы в своей жизни, которая началась три года назад смертью Элли. Ее собственная маленькая трагедия не имела такого уж значения…
Машина остановилась у массивного здания. Водитель вышел, раскрыл зонт и помог Еве выйти. Полицейский оказался моложе, чем полагала девушка, но его голос, когда он заговорил, был глубоким и успокаивающим:
— Не волнуйтесь. И прошу вас, не плачьте.
Он мягко взял ее за руку и поддержал на ступенях при входе в зал суда. Потом, переговорив с кем-то по рации, проводил ее в коридор с мраморными полами и скамейками вдоль стен.
Молодой человек предложил Еве сесть, но она так долго неподвижно сидела в машине, что предпочла отказаться.
— Кофе, синьорина?
— Нет, спасибо. Я…
Слова застряли у нее в горле, когда Ева подняла голову. С другого конца коридора к ним приближался мужчина, который снился ей шесть долгих мучительных месяцев.
Рафаэль был бледен, как привидение, а мешки под глазами казались нарисованными. Но его глаза… Они прожгли ее ненавистью прежде, чем он вошел в зал суда.
— Назовите ваше полное имя, пожалуйста.
Голос Джанни Орсеоло звучал мягко, но уверенно. А Ева не могла отвести глаз от человека, сидящего рядом с ним.
— Ева Мария Миддлмисс, — прошептала она в гнетущей тишине зала. Она видела Люку, по обе стороны которого сидели полицейские в форме. Его обаяние и веселость исчезли. Он посерел и напрягся. Лицо его тоже изменилось, хоть Ева и не понимала, почему.
— Синьорина Миддлмисс, вы англичанка? — (Ева кивнула.) — Не могли бы вы рассказать суду, когда вы впервые приехали в Италию?
— Прошлым летом. В августе.
Джанни рискнул улыбнуться.
— Не очень хорошее время, чтобы изучить Флоренцию. Туристы толпами бегают. — По залу прокатился ряд смешков. Джанни снова посерьезнел. — Какова была цель вашего визита, синьорина?
— Я должна была написать статью для журнала о модной ретроспективе ди Лазаро. Взгляд из-за кулис, так сказать. Я заменяла одну из моделей, поэтому также принимала участие в показе.