Она смутилась и замолчала.
— Продолжайте, — произнес Аллейн.
— Понимаете… Я вдруг поняла, что люблю его. И он тоже это понял. Он сказал: «Конечно же, это глупо и бессмысленно. Насчет нас. Даже смешно об этом думать». Потом я положила ему руки на плечи и поцеловала его. Да, это выглядит странно, но тогда это казалось таким естественным. А потом из своей комнаты в зал вышел отец и… увидел нас вместе.
— Не повезло, — прокомментировал Аллейн.
— Да, не повезло. Отец откровенно обрадовался. Он даже губы облизнул. Ричард давно уже раздражал отца, хотя тому было трудно всякий раз придумывать причины, чтобы изливать на него свой гнев. Теперь, конечно… Он приказал Ричарду зайти в кабинет, а мне велел идти в свою комнату. И пошел за мной наверх. Ричард тоже хотел пойти, но я попросила его этого не делать. Отец… Я думаю, вы сами догадываетесь, что он говорил мне. Он сделал самые худшие выводы из того, что увидел. Он был просто ужасен, кричал на меня, как сумасшедший. Он обезумел. Может быть, это белая горячка, не знаю. Он ведь ужасно пил. Наверное, глупо, что я вам все это рассказываю.
— Нет, — сказал Аллейн.
— Знаете, я сейчас совершенно ничего не чувствую. Даже облегчения. Мальчики не скрывают свою радость, а вот я даже не испытываю страха. — Она задумчиво посмотрела на Аллейна. — Ведь если человек ни в чем не виновен, ему нечего бояться, верно?
— Для полицейского расследования это аксиома, — сказал Аллейн и тут же подумал, действительно ли она невиновна.
— Я не верю, что это было убийство, — убежденно произнесла Филлипа. — Мы все слишком боялись его, чтобы решиться на такое. Я думаю, если бы его даже убили, он все равно не отступился бы от своего, с того света нашел бы способ поквитаться. — Она закрыла глаза руками. — У меня все перемешалось в голове.
— Мне кажется, вы расстроены больше, чем вам кажется. Я постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. Значит, ваш отец устроил вам сцену в вашей комнате. Вы говорите, он кричал. Кто-нибудь слышал это?
— Да. Мама слышала. Она вошла к нам.
— И что было дальше?
— Я сказала ей: «Все в порядке, дорогая, уходи». Я не хотела, чтобы она в этом участвовала. Он ведь своими выходками чуть не свел ее в могилу. Иногда он даже… Мы не знали, какие у них были отношения. Для нас это всегда оставалось тайной, словно ты идешь по коридору и перед тобой тихонько закрывается дверь.
— И она ушла?
— Не сразу. Отец заявил ей, что мы с Ричардом любовники. Он заявил… Но это неважно. Я не хочу вам пересказывать его слова. Мать была потрясена. Я даже не поняла, чем он ее больнее всего уколол. А потом он неожиданно велел ей идти в свою комнату. Она сразу ушла, и он за ней. Уходя, он запер меня, и это был последний раз, когда я его видела, правда, позже слышала его шаги, когда он спускался вниз.
— Вы были заперты всю ночь?
— Нет. Комната Ричарда Хислопа находится рядом с моей. Мы поговорили с ним через стену. Он хотел открыть мою дверь, но я отговорила его, потому что вдруг… отец бы вернулся. А потом, намного позже, Гай пришел домой. Когда он проходил мимо моей двери, я постучала. Ключ был в замочной скважине, поэтому он открыл дверь.
— Вы рассказали ему о том, что произошло?
— Только то, что была ссора. Он задержался у меня буквально на минуту.
— Из вашей комнаты слышно радио?
Филлипа удивилась.
— Радио? Да, слышно. Немного.
— Вы слышали его после того, как ваш отец вернулся в кабинет?
— Не помню.
— Подумайте. Постарайтесь вспомнить, что вы слышали, оставаясь в комнате, пока не пришел ваш брат.
— Я попробую. Когда вышел отец и застал нас с Ричардом, радио молчало — они ведь до этого вместе работали. Нет, я не помню, чтобы слышала его вечером, разве что… Подождите. Да, я вспомнила: когда он вернулся в свой кабинет из комнаты матери, раздался громкий электрический щелчок. Очень громкий. Затем, кажется, какое-то время все было тихо. По-моему, я потом слышала его снова. Ах да, вот еще: у меня в комнате у кровати стоит обогреватель, и он, когда щелкнуло в первый раз, выключился. Наверное, что-то случилось с электричеством. Через десять минут обогреватель опять заработал.
— Вы думаете, радио потом тоже заработало?
— Не знаю. Насчет этого я не могу сказать ничего определенного. Когда я легла спать, оно уже играло.
— Большое спасибо. Не смею вас больше задерживать.
— Хорошо, — спокойно произнесла Филлипа и ушла.
Аллейн послал за Чейзом и расспросил его об остальных слугах и о том, как было обнаружено тело. Потом вызвали и допросили Эмили. Когда она, охваченная страхом, но довольная собой, удалилась, Аллейн повернулся к дворецкому.
— Чейз, — сказал он, — у вашего хозяина были какие-нибудь особые привычки?
— Да, сэр.
— Имеющие отношение к радио?
— Прошу прощения, сэр, я думал, вы имели в виду — в общем.
— Хорошо, тогда в общем.
— Если позволите, сэр, у него их была масса.
— Вы давно работаете в этом доме?
— Два месяца, сэр, и в конце этой недели собирался увольняться.
— Вот как! А по какой причине? — поинтересовался Аллейн, на что Чейз произнес классическую фразу:
— Есть такие вещи, сэр, которые человек не в состоянии вынести. Например, то, как мистер Тонкс разговаривал со своими работниками.
— А, вы о его особых привычках?
— По моему мнению, сэр, он был сумасшедшим. По-настоящему. Это было очевидно.
— А насчет радио? Он когда-нибудь ремонтировал его сам?
— Такого я не видел, сэр. Насколько я знаю, он очень хорошо разбирался в радио.
— А когда радио было включено, он вел себя как-то по-особенному? Может быть, у него были какие-нибудь характерные жесты или менялось настроение?
— Не думаю, сэр. Никогда не замечал ничего такого, хотя я часто заходил в его комнату, когда радио работало. Так и представляю сейчас, сэр, как он сидел за этим столом.
— Да-да, — быстро сказал Аллейн. — Нам как раз это и нужно. Чтобы вы четко представили себе его. Как он сидел? Вот так?
Он подошел к столу, сел в кресло Септимуса, развернулся к радио и поднял правую руку к ручке настройки.
— Вот так?
— Нет, сэр, — уверенно ответил Чейз. — Совсем на него не похоже. Нужно обе руки поднять.
Левая рука Аллейна поднялась к ручке громкости.
— Так больше похоже?
— Да, сэр, — медленно произнес Чейз. — Но должно быть что-то еще, только вот не могу вспомнить что. То, что он всегда делал. Крутится в памяти, но вот что?
— Я понимаю.
— Как будто… связанное с раздражением, — напрягая память, промолвил Чейз.
— С раздражением? Его раздражением?
— Нет, сэр. Бесполезно. Не могу вспомнить.
— Возможно, позже вспомните. Теперь ответьте мне вот на какой вопрос: где вчера вечером были все? Я имею в виду слуг.
— Их не было дома. Ведь вчера был сочельник. Хозяйка вызвала меня вчера утром и сказала, что вечером, после того как я в девять часов принесу мистеру Тонксу грог, мы можем уходить. Мы и ушли, — просто закончил Чейз.
— Во сколько?
— Остальные около девяти, я в десять минут, сэр, а вернулся примерно в двадцать минут двенадцатого. Прочие слуги к этому времени уже вернулись и все спали. Я и сам сразу лег, сэр.
— Вы вошли в дом через черный ход, надо полагать?
— Да, сэр. Мы уже разговаривали об этом. Никто из слуг не заметил ничего необычного.
— В вашей части дома слышно радио?
— Нет, сэр.
— Хорошо, — сказал Аллейн, отрываясь от блокнота. — На этом все. Спасибо.
Прежде чем Чейз покинул комнату, вошел здоровяк Фокс.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Фокс. — Я видел тут на столе «Радио таймс», просто хочу взглянуть.