– Она не отделалась легко, – тихо возразила Алла. Микаэль кивнул, соглашаясь.
– Алла, помолчи, пожалуйста, – оборвала ее бабушка.
Марианне стало горько и стыдно, что ее члены ее семьи все теперь знали и пришли к каким-то умозаключениям. Она задрала подбородок, стараясь показать, что все в порядке, но в носу у нее щипало, и горло болезненно сжалось.
– Марианна, не смей реветь, – тут же предостерегла ее бабушка. – Ничего страшного не случилось. Подумаешь, влюбилась, а он нет! Ерунда. Детский сад. Такие вещи хорошо лечатся трудотерапией. Мы сейчас поедем домой, я найду тебе подработку на лето – репетиторство, а потом устрою в нашу поселковую школу. Возьмешь полторы… нет, две ставки. Будешь честно трудиться в коллективе, как все нормальные люди, а не прислугой у богачей в доме.
– Может, поедешь со мной в Сан-Франциско? – подал голос Микаэль. – Руководству фонда очень понравился твой проект. Они недоумевали, когда тебя заменили на другую женщину без объяснения причин. Я могу найти в фонде для тебя работу.
– Еще чего, на край света ехать с первым встречным! – сказала бабушка и так посмотрела на Микаэля, что тот испуганно откинулся назад и чуть не упал с табурета.
– А по-моему, это хорошая идея, – сказала Алла с вызовом. – Сменить обстановку. Только знаешь, Маша… по-моему, ты не права.
– В чем я не права, мама? – устало откликнулась Марианна.
– Конечно, я могу ошибаться… ты мало рассказала нам об этом… Петре Аркадьевиче. Но кое-какие выводы мы сделали, – она обвела глазами присутствующих, и те кивнули: да, кое-какие выводы они сделали. Каждый свои.
– Ты испугалась и сбежала. И это твоя ошибка. Марианна, мы мало общались с тобой, и матерью я была… никакой, – Алла потупилась, сняла очки и протерла стекла полой элегантного плаща. – Но в свое время я тоже сделала похожую ошибку. Хоть и другую, и в других обстоятельствах. Я испугалась различий между мной и… – она покосилась на Микаэля и тут же отвела взгляд. – Напридумывала себе разного. Прислушалась к мнению чужих людей. Знакомых, подруг… которые твердили, что некоторые вещи… непреодолимы. Я сдалась и сбежала. А ты… не делай так, – закончила она неловко.
Бабушка картинно вздохнула. Микаэль робко протянул руку и коснулся запястья Аллы.
– Я так рад встретить тебя снова, – прошептал он. Она неловко улыбнулась в ответ.
Все помолчали. В тишине щелкнул чайник. Баба Соня сунула голову в дверь и радостно поинтересовалась:
– Так что, коньяку подать?
– Боже мой, Софья Прокофьевна, ну какой коньяк! Тут семейное дело, а вы со своим коньяком! – возмутилась бабушка.
Яростный звонок в дверь заставил всех вздрогнуть.
– Не квартира, а проходной двор! – возликовала баба Соня и кинулась открывать.
Щелкнул замок.
– Богатеньким будете! – ехидно воскликнула баба Соня. – Тут как раз вас поминают неласковыми словами. У них тут семейный совет на кухне!
– Марианна здесь? – отрывисто спросил в прихожей хрипловатый баритон и Марианна взялась рукой за горло. Сердце на миг остановилось, потом опять забилось гулкими толчками.
Петр стремительно шагнул в кухню. Марианна смотрела на него, не дыша.
Он был бледен, но чисто выбрит и одет в свой лучший английский костюм с галстуком. Лицо как будто осунулось, скулы острые, на щеках играют жесткие желваки. В этой кухне он смотрелся странно и чужеродно, как породистый рысак, которого загнали в курятник.
– Марианна, – сказал он, глядя на нее в упор грозовыми глазами, – вот ты где спряталась.
– Почему… ты сюда приехал?
– Позвонил твоей подруге. Виоле Ивановне из центра «Лингва Плюс». Ты передала Валентине, чтобы я тебе не звонил, так что я даже не пытался. Но о личной встрече ты ничего не сказала.
«Убью Виолу», мрачно подумала Марианна.
– Так-так, а вот и герой нашего романа, – произнесла бабушка прокурорским тоном. – Явился, не запылился.
– Здравствуйте, – отрывисто сказал Петр и недоуменно вздернул брови, как будто только что увидел, что кухня полна народу. – Полагаю, вы – Нинель Владимировна. Марианна мне много о вас рассказывала.
Нинель Владимировна поправила очки и медленно оглядела его с ног до головы фирменным учительским взглядом, которым она усмиряла буйных хулиганов и смешивала зазнаек с грязью. В этом взгляде был холод Арктики, императорское презрение и обидная жалость.
Взгляд тянулся целую вечность. Петр выдержал его с честью – почти. В какой-то момент он дрогнул, вильнул глазами и стал похож на нашкодившего пятиклассника. Марианна испытала некоторое удовольствие.