Так и хотелось своими глазами посмотреть на нарядно украшенных боевых слонов! И на храмовых танцовщиц, умевших сказать своим танцем очень многое! И на многоруких, а порой и многоглавых или звероглавых божков, превышающих своим количеством дни в году! И на бесстыдные барельефы на стенах храмов, изображающие занятие любовью во всех возможных позах и положениях.
Дьявольщина, конечно, если глянуть из 1474 года. Да и в двадцать первом веке все это выглядит безнравственнопричудливо.
Мир диковинен и разнообразен, и в пятнадцатом веке это постепенно научались понимать, особенно в Италии. Впрочем, не будем излишне морализаторствовать, суть не в этом.
Индия, Персия, Китай манили к себе, и те немногие, кто попадал туда, несли полученный ими заряд восхищения в свои серые дебри — взять хоть нашего Афанасия Никитина. Захват турками останков Византии перекрыл караванные пути в диковинные страны или, по крайней мере, сделал путешествие туда весьма затруднительным. Но пронырливые венецианцы, всегда умевшие (несмотря на периодические военные конфликты) договариваться с турками, быстро взяли дело в свои руки и, платя османам невиданные пошлины, с лихвой возмещали потраченное за счет вздутых цен на заморские товары. И в первую очередь специи.
Первыми к решению новой амбициозной и труднодостижимой в ближайшей исторической перспективе задачи — достичь Индии морем и тем нарушить турецковенецианскую монополию — приступили португальцы. Задел у них был хороший. То ли предвидя нечто подобное, то ли первыми после итальянцев очнувшись от многовековой средневековой дремы, то ли устав от собственной беспросветной нищеты, они развили большую активность. Инфант Энрике (он же принц Генрих Мореплаватель), собрав мастеров, ученых, картографов из разных стран, начал активную кораблестроительную программу и экономическую экспансию. Открывались и осваивались новые острова: Мадейра, Азорские, позднее — Зеленого Мыса… Постепенно черная Африка узнала гнет образованного и хорошо вооруженного белого человека. Наконец, с падением Византии принц инициировал начало поисков морского пути в Индию вокруг Африки, доселе, однако, заканчивавшихся безуспешно.
Наравне с португальцами той же проблемой заинтересовались их соседи и извечные соперники — испанцы. Англия со своей многовековой враждой с Францией, а затем и внутренней смутой, находилась в этом вопросе в таком загоне, что и невозможно описать. По крайней мере, понимающие и владеющие информацией люди, скажем мягко, расстраивались. Все понимали, насколько прибыльным окажется это дело и для государства, и для того, кто его осуществит…
Все это, но в более грубой и простой форме, услышал Лео, разговаривая с моряками. Но не только о разных странах и их богатствах шли разговоры. Поминались, по старой традиции, и чудовищные киты, на спинах которых, принятых за острова, неосторожные мореплаватели разводили огонь, а потревоженное адское создание уходило в глубь водной бездны, увлекая за собой и моряков. Шла речь и о зеленовласых чаровницах-русалках (за которых вроде как на самом деле принимали истребленных позже морских коров), и о роковом морском епископе, поднимавшемся со дна в светящейся митре…
Многое услышал и увидел Лео во время пути до Кипра и ни разу не пожалел, что очутился за пределами того серого мирка, в котором доселе существовал. Буйное быстрокрылое воображение разными яркими красками рисовало ему свидание с таинственным Кипром. От дяди он знал, что в кипрском городе Лимассоле, куца направляется судно, во время крестового похода вместе с Ричардом Львиное Сердце под градом греческих стрел высадился и их славный предок Роджер Торнвилль, позже сложивший буйну голову под Аккрой. Вместе с Ричардом сэр Роджер отплывал из кипрской Фамагусты в Святую землю…
Каждый англичанин до сих пор при слове "Кипр" самодовольно расцветает. И есть по какой причине. Еще бы! Самый знаменитый английский монарх, король-крестоносец Ричард Львиное Сердце в 1191 году успел, подобно буре, за месяц захватить остров.
Ричард разбил армию местного царька-самозванца Исаака Комнина, который до этого обидел потерпевших кораблекрушение англичан из войска Ричарда. За такое оскорбление король захватил все крепости Комнина, превратил Кипр в базу снабжения крестоносцев и покинул ее, отправившись отвоевывать Гроб Господень.
Латинский Кипр, ныне практически неизвестный, обязан несколькими веками своего существования именно Ричарду. Король продал остров рыцарям-тамплиерам за 100 000 золотых византийских монет, однако те на Кипре не задержались. Известные своей алчностью и жестокостью, они спровоцировали восстание местного населения и, чтобы избавить себя от неприятностей, год спустя перепродали остров Ги де Лузиньяну, иерусалимскому королю в изгнании.
Лузиньяны владели островом почти 300 лет, и все это время прошло в беспрестанных войнах с египетскими мамлюками, турками, генуэзцами… Периоды процветания сменялись упадком. Один кипрский монарх — Петр Первый — завоевывает турецкую Анталию, разоряет египетскую Александрию. Другой — Янус — пребывает в плену у египетских мамлюков, и никто его особо выкупать не торопится. Кто-то правит, как просвещенный самодержавный государь (Гуго Третий, по просьбе коего сам Фома Аквинский написал богословский трактат). Кто-то целиком зависит от венецианских или генуэзских оккупантов (Петр Второй)… Всякое бывало.
В описываемое время Кипр стоял на пороге новой эпохи — правящая династия Лузиньянов пресеклась. Предпоследний ее король, Иаков Второй, освободивший Фамагусту от генуэзцев, упокоился под высокими сводами собора Святителя Николая вышеназванного града. Потом за ним последовал его годовалый сын-король, и островом правила его вдова, венецианка Катарина Корнаро, женщина хоть и властолюбивая, но не могущая противостоять гигантскому давлению своих соотечественников, жаждавших прибрать к рукам богатый остров. Да они уже активно прибирали, непрестанно ссорясь с рыцарями-иоаннитами, имевшими на Кипре свои командорства — главное, в Колосси, производившее вино и сахар, и два меньших — в Пафосе и близ Кирении.
Как видим, иоанниты закрепились на острове еще в начале тринадцатого века. Более основательно они обосновались было на Кипре после кровавого падения Акры в 1291 году, и непродолжительное время остров даже был их орденской столицей. Однако ужиться с властолюбивыми Лузиньянами оказалось непросто, в результате чего иоанниты, приглядев себе Родос, с боем перебрались туда, подальше от королевской опеки. Орденское подразделение на Кипре оставалось в качестве силы товаропроизводящей, наблюдающей, периодически вмешивающейся (благотворно) в местные неурядицы и помогающей разорванному венецианско-генуэзской междоусобицей Кипру отражать нападения внешних врагов — по преимуществу египетских мамлюков. Посмотрим вместе с нашими героями, каково житие рыцарей-иоаннитов (также называемых госпитальерами) в Колосси.
2
Вот и Кипр! Английский корабль вошел в королевский порт Лимассол. Впрочем, словосочетание "королевский порт" само по себе было гораздо красивее, нежели действительность. Годы войн, внутренних и внешних, привели Лимассол в упадок. Был просто порт как порт — с рыбной вонью, сутолокой полуголых невольников и грузчиков, нагружавших и разгружавших суда, хриплой бранью капитанов и гамом купцов. На берегу виднелись ряды складов, а в западной части — готический замок, выстроенный Ги де Лузиньяном над останками византийской крепости, в часовне которой король Ричард обвенчался с Беренгарией Наваррской. В 1308 году твердыня перешла к рыцарям-иоаннитам, и они впоследствии доблестно, хоть и не всегда удачно, обороняли ее от генуэзцев и мамлюков. Осады и землетрясения не однажды рушили лимассолский замок, но иоанниты, словно трудолюбивые муравьи, быстро восстанавливали его в прежнем грозном величии, ибо прекрасно знали одну простую истину — как ты замок (или крепость) укрепишь, так он тебе и послужит.