Выбрать главу

Приметой нового времени в порту явились патрули венецианских воинов — ненасытный лев святого Марка упрямо стремился к поглощению лузиньянского наследства, и такие умелые и хваткие администраторы, как иоанниты, были венецианцам там ни к чему. Именно поэтому (но и не только поэтому) Лимассол был наводнен вооруженными людьми венецианцев. То и дело в ход шли либо бойкие перья сутяг, либо, хотя и намного реже, мечи военных.

Истомленные солнцем и рутиной, далматские арбалетчики на венецианской службе лениво слонялись по порту. Они выделялись из толпы светло-коричневыми куртками "бургундского стиля" из горизонтальных полос кожи поверх кольчуг. Шлемы с небольшим гребнем и белым пером оставляли явно скучающие лица открытыми. Остальная экипировка этих арбалетчиков состояла из наручей и поножей. На ременных поясах висели мечи, а также колчаны с арбалетными стрелами — "болтами" — и снятый с арбалета натяжной механизм.

Пикинеры были защищены еще более солидно — как не всякий английский рыцарь мог себе позволить. Закованные в доспехи с головы до ног, с длинными мечами при поясах, они стояли, словно изваяния, и смотрели на окружавшую их суету сквозь узкие прорези островерхих шлемов, известных под прозванием коринфских, крепко сжимая трехлезвийные итальянские пики-рончо.

Более счастливые воины, отбывшие тягостный караул постов, но не покинувшие сослуживцев, довольно попивали вино из фляг, сгрузив в кучу шлемы и снятые нагрудники и кирасы.

Шумной толпой куда-то направились пушкари, не обремененные латами, лишь вредившими им в деле, но но-сившие те же куртки, что и далматские стрелки, но желтого цвета.

Изредка черной тенью по пристани проскальзывал иоаннит, облаченный в "гражданский вариант" орденского облачения — лазоревые (реже иных цветов) одежды, и поверх них — черный плащ с нашитым на левой стороне белым равносторонним крестом, раздвоенным на концах.

Ещё более пестра и колоритна была толпа разных купцов, особенно восточных, которых встречалось здесь так же много, как и торговцев-христиан. Как говорится, войны войнами, а торговля торговлей. В те времена первое абсолютно не исключало второе.

Яркие, расшитые золотом халаты, неимоверных размеров чалмы, кривые кинжалы за роскошными поясами — кто в силах вкратце описать все это варварское великолепие? Среди них — бесцветные европейцы в простых куртках и штанах.

Женское население гавани не радовало ни количеством, ни разнообразием. Лишь пара-тройка дам, да и то с изрядным и вооруженным до зубов сопровождением, ради досуга прохаживались взад-вперед, глядя на корабли и чужеземцев.

Конечно, представительницы древнейшей профессии, обслуживающие путешественников, здесь тоже были. Пусть не на виду, но найти их было нетрудно — было бы желание и деньги.

Англичане стойко вытерпели все нудные таможенные формальности, включая обыск, заполнение опросных листов, клятву о непосещении чумных мест, уплату портовых пошлин и тому подобное, после чего команда по большей части разбрелась гулять, а рыцарь, два монаха и четверо из шестерых аркебузиров направились в лимассольский замок. Во-первых, просто разузнать, что и как, а во-вторых, осведомиться, не находится ль там часом командор Николас.

К удручению брата-казначея, возглавившего весь поход, оказалось, что хоть брат Николас жив-здоров и по-прежнему исполняет свои обязанности колосского командора, но пребывает в своей резиденции, в Колосси, куда достопочтенным путешественникам и следует направиться для разрешения всех имеющихся у них вопросов. Командорство Колосси было (да и есть) не шибко далеко от Лимассола, однако направляться туда пешком — долго и неразумно. Иоанниты посоветовали нанять ослов.

Брат Сильвестр недовольно сморщился — новые расходы! Они ж для истинного казначея, досадующего об утрате хлебной крошки, словно нож острый!

О, кабы музой автора была не суровая "историчка" Клио, а пребывающая вне числа девяти вдохновляющих дочерей Зевсовых желчная, змееязыкая муза сатиры, он поведал бы людям историю страшную и ужасную под названием "Пигмалион навыворот". О том, как скупердяй-казначей сделал из своей подруги, красивой молодой сочной бабы, глыбу мрамора непробиваемого… Но поскольку это не очень интересно, то пусть история остается нерассказанной. Мы же поведаем читателю о добывании ослов братом Сильвестром, что небезынтересно.

Крестоносцы отрядили с англичанами орденского слугу, который и привел их к ословладельцу. Разумеется, казначей счел запрошенную цену чрезмерной, и начался рьяный торг "на пальцах", ибо монах греческого языка не знал, а грек, хозяин ослов, пытался изъясняться на такой варварской смеси латыни и французского, что уже брат Сильвестр, в свою очередь, не мог его понять. Орденский слуга пытался было стать посредником-толмачом, но оба скупердяя вошли уже в такой раж, что только руками на него замахали и продолжили торг, а слуга почел за благо самоустраниться.

Попытка Лео что-то изменить потерпела неудачу — греческий язык, основам которого его обучил дядя, оказался как-то неведом киприянину. Озадаченный рыцарь тоже оставил свои попытки, а грек и монах по-прежнему отчаянно жестикулировали, хватались за головы, демонстративно поворачивались спиной: дескать, говорить более не о чем.

Сильвестр умудрился показать, что пойдет к другому ословладельцу, на что грек сумел показать, что там он, в силу договоренности, дешевле ослов просто не получит, ну и так далее. Наконец сговорились.

Все сели на ослов и отправились в путь, включая орденского слугу (должного теперь проводить гостей к командору Николасу Заплане) и ословладельца с парой подручных.

Коричневые ослики, каждый из которых имел белое пятно на морде, споро трусили по дороге из Лимассола в Колосси. Порой кто-то из животных упрямился, и тогда по распоряжению хозяина тот или иной из его подручных мастерил своеобразную удочку с морковкой и передавал седоку четвероногого упрямца. Человек вывешивал лакомство перед мордой осла, и животное торопилось вперед в несбыточной надежде догнать казавшуюся столь близкой морковь…

Простой, но верный метод умилил казначея, равно как и выгаданная при торге крохотная прибыль, так что он, расчувствовавшись, даже отметил, какая вокруг была дивная природа.

Действительно, вокруг было на что посмотреть кроме высоких пологих холмов (или напротив, невысоких приземистых гор) желтого цвета, поросших сочно-зелеными кустами и редкими деревьями. Путешественникам довольно часто открывался поразительный вид куда-то вниз, в утопавшую в зелени долину с редкими крохотными домушками и купольной византийской церквушкой. По левую руку периодически появлялось то светло-голубое, то изумрудно-зеленое море, лениво пенящееся белыми барашками невысоких волн.

Когда-то из таких волн близ этих мест, если верить сказаниям мудрых эллинов, явилась миру Афродита, богиня любви, источая добро и красоту… Но потом ей не стало места на родном острове. Возвышенная, мудрая религия эллинов, воплощенная в их несравненном искусстве, а также великая философия не выдержали натиска христианства, и знаком победы Девы Марии над похотливой, но добродушной Афродитой явилось возведение на месте святилища последней в Куклии храма Богородицы Панагии Афродитиссы…

Следы ушедшей Античности периодически проглядывали по сторонам дороги в виде обломков колонн, их капителей, пробитых и выпотрошенных саркофагов и т. п., ведь близ Колосси и Лимассола некогда располагался город Курион, основанный сыном Геракла, со знаменитым святилищем Аполлона Гилатиса, то есть Лесного.

Лео Торнвиллю были любопытны эти "каменные кости прошлого", однако "серые" монахи не могли удовлетворить его любопытства, равно как и орденский слуга. Рыцарь попытался вновь заговорить с греком, и хотя тот, успокоившись, стал более понятлив и с удовольствием начал рассказывать о прошлом величии Кипра, однако Лео, откровенно говоря, понимал немного — но хотя бы кое-что.