Even as he ducked and dived through the crowd (уже ныряя и уворачиваясь в толпе; to duck – нырять, окунаться; уклоняться; duck – утка; to dive – нырять, бросаться в воду) he could still hear the magnificent melody and monotony of the solar priest (он все еще слышал: «мог слышать» величественный монотонный напев служителя солнца; melody – мелодия; напев, тема /муз./) still calling on the happy god (по-прежнему взывавшего к счастливому богу; to call on – взывать, призывать) who is the friend of fountains and flowers (который является другом родников и цветов).
Father Brown found Flambeau and some six other people (отец Браун нашел Фламбо и еще человек шесть) standing round the enclosed space (стоящими вокруг огороженного места; space – пространство; место, территория) into which the lift commonly descended (в которое обычно опускался лифт). But the lift had not descended (но /на этот раз/ лифт не опустился). Something else had descended (опустилось кое-что другое); something that ought to have come by a lift (то, что должно было прибыть на лифте).
Father Brown found Flambeau and some six other people standing round the enclosed space into which the lift commonly descended. But the lift had not descended. Something else had descended; something that ought to have come by a lift.
For the last four minutes Flambeau had looked down on it (в течение последних четырех минут Фламбо смотрел «вниз» на это); had seen the brained and bleeding figure of that beautiful woman (и видел размозженную голову и окровавленную фигуру той прекрасной женщины; brain – головной мозг; to brain – размозжить голову; to bleed – кровоточить; истекать кровью) who denied the existence of tragedy (которая отрицала существование трагедий). He had never had the slightest doubt that it was Pauline Stacey (он не имел ни малейших сомнений в том, что это была Полин Стэйси); and, though he had sent for a doctor (и, хотя он и послал за врачом; to send), he had not the slightest doubt that she was dead (он не имел ни малейших сомнений в том, что она мертва).
He could not remember for certain (он не мог вспомнить точно; for certain – подлинно, достоверно, определенно) whether he had liked her or disliked her (нравилась она ему или нет); there was so much both to like and dislike (было /в ней/ много и того, что нравилось, и того, что нет; both… and – как…, так и).
He could not remember for certain whether he had liked her or disliked her; there was so much both to like and dislike.
But she had been a person to him (но она была для него важна; person – человек, личность; важная особа, примечательная личность), and the unbearable pathos of details and habit (и невыносимая печаль воспоминаний о ее /внешних/ чертах или привычках; detail – подробность, деталь) stabbed him with all the small daggers of bereavement (колола его малюсенькими кинжальчиками тяжелой утраты; to stab – наносить колющий удар /ножом, кинжалом/; to bereave – лишать, отнимать, отбирать). He remembered her pretty face and priggish speeches (он вспоминал ее прелестное лицо и самоуверенные речи; prig – педант; резонёр) with a sudden secret vividness (с неожиданной и необъяснимой ясностью; secret – тайный; таинственный, необъяснимый; vivid – живой, яркий) which is all the bitterness of death (что и являет собою горечь смерти). In an instant like a bolt from the blue (в одно мгновение, как гром среди ясного неба; bolt from the blue – гром среди ясного неба; bolt – арбалетная стрела; удар молнии, грома), like a thunderbolt from nowhere (как удар молнии из ниоткуда; thunderbolt – удар молнии), that beautiful and defiant body (эта прекрасное и строптивое существо; defiant – вызывающий, дерзкий; body – тело /человека, животного/) had been dashed down the open well of the lift (понеслось вниз в зияющий: «открытый» колодец лифта; to dash – броситься, ринуться) to death at the bottom (чтобы на дне его /разбиться/ насмерть). Was it suicide (было ли это самоубийством)?