Выбрать главу

“It will be over there on her desk by the door, I think,” said Kalon, with that massive innocence of manner that seemed to acquit him wholly. “She told me specially she would write it this morning, and I actually saw her writing as I went up in the lift to my own room.”

“Was her door open then (значит, дверь ее была открыта)?” asked the priest, with his eye on the corner of the matting (спросил священник, /устремив/ взгляд на уголок ковра; eye – глаз, око; взгляд; matting – коврики, циновки; ковер, покрытие).

“Yes,” said Kalon calmly (да, – ответил Калон спокойно).

“Ah! it has been open ever since,” said the other (ах, так она с тех пор и открыта, – сказал священник: «сказал другой»), and resumed his silent study of the mat (и продолжал в молчании изучать ковер; silent – безмолвный, молчаливый; study – изучение, исследование).

“There is a paper over here (вот этот документ),” said the grim Miss Joan, in a somewhat singular voice (сказала угрюмая мисс Джоан немного странным голосом; grim – беспощадный, безжалостный; мрачный, зловещий; singular – исключительный, выдающийся; необычный, странный). She had passed over to her sister’s desk by the doorway (она уже сходила к столу своей сестры, /стоявшему/ у дверей; to pass over – проходить, пересекать), and was holding a sheet of blue foolscap in her hand (и /теперь/ держала в руке листок голубой писчей бумаги).

 “Was her door open then?” asked the priest, with his eye on the corner of the matting.

“Yes,” said Kalon calmly.

“Ah! it has been open ever since,” said the other, and resumed his silent study of the mat.

“There is a paper over here,” said the grim Miss Joan, in a somewhat singular voice. She had passed over to her sister’s desk by the doorway, and was holding a sheet of blue foolscap in her hand.

There was a sour smile on her face (на ее лице была кислая улыбка = она кисло улыбалась) that seemed unfit for such a scene or occasion (что казалось неподобающим подобной обстановке или случаю; unfit – неподходящий, непригодный; scene – сцена, подмостки; обстановка, ситуация), and Flambeau looked at her with a darkening brow (Фламбо взглянул на нее и помрачнел; to darken – темнеть; омрачать/ся/).

Kalon the prophet stood away from the paper with that loyal unconsciousness (пророк Калон стоял в стороне от этой бумаги с тем по-королевски безучастным /видом/; to stay away – держаться в стороне /от кого-л., чего-л./; unconsciousness – бессознательность; conscious – находящийся в сознании, сознающий) that had carried him through (который прежде его выручал; to carry through – помогать, поддерживать /в трудную минуту/). But Flambeau took it out of the lady’s hand (а Фламбо взял ее = бумагу из руки девушки: «дамы»), and read it with the utmost amazement (и прочитал с величайшим изумлением).

 There was a sour smile on her face that seemed unfit for such a scene or occasion, and Flambeau looked at her with a darkening brow.

Kalon the prophet stood away from the paper with that loyal unconsciousness that had carried him through. But Flambeau took it out of the lady’s hand, and read it with the utmost amazement.

It did, indeed, begin in the formal manner of a will (она в самом деле начиналась в официальной манере завещания), but after the words “I give and bequeath all of which I die possessed” (но после слов «/в случае/ моей смерти отдаю и завещаю все, чем владею») the writing abruptly stopped with a set of scratches (написанное внезапно прерывалось: «останавливалось» множественными царапинами; set – комплект, набор; ряд серия), and there was no trace of the name of any legatee (а имени наследника не было и следа). Flambeau, in wonder, handed this truncated testament to his clerical friend (Фламбо в изумлении протянул это укороченное завещание своему другу-священнику: «своему церковному другу»; to truncate – урезать, усекать; testament – свидетельство, доказательство; завещание), who glanced at it and silently gave it to the priest of the sun (который, мельком взглянув на него, молча /пере/дал его жрецу солнца).

 It did, indeed, begin in the formal manner of a will, but after the words “I give and bequeath all of which I die possessed” the writing abruptly stopped with a set of scratches, and there was no trace of the name of any legatee. Flambeau, in wonder, handed this truncated testament to his clerical friend, who glanced at it and silently gave it to the priest of the sun.

An instant afterwards that pontiff, in his splendid sweeping draperies (мгновением позже верховный жрец в своем роскошном развевающемся убранстве; to sweep – мести, подметать; простираться, тянуться; drapery – мануфактура, ткани; драпировка), had crossed the room in two great strides (двумя гигантскими шагами пересек комнату; great – большой, огромный), and was towering over Joan Stacey (и навис над Джоан Стэйси; to tower – выситься, возвышаться; tower – башня), his blue eyes standing from his head (его голубые глаза вылезали из орбит: «находились /отдельно/ от его головы»; to stand – стоять; быть расположенным, находиться).

“What monkey tricks have you been playing here?” he cried (в какие дурацкие игры вы здесь играете? – вскричал он; monkey tricks – проказы, шалости; monkey – обезьяна; trick – хитрость, обман; выходка, проделка). “That’s not all Pauline wrote (это не все, что написала Полин).”