«Время все лечит, - подумала она, - да, время все лечит. Нужно ждать, нужно просто жить и ждать. Так, нужно, Теа. Нужно, сделай это ради себя, сделай это ради его семьи. Любовь и есть жертва, я хочу, чтобы все в его жизни было хорошо». Она закрыла глаза, решив, что осуществит свою мечту наперекор всем. В их семье появилась еще одна Невеста Ветра, пускай о ней никто не знает, но в ее душе живет именно она – богиня свободы.
₪
После смерти Перси, Джейсон решил закрыться от нее. Он больше не был для нее тем близким и родным человеком, ради которого она могла не дышать. Она дала ему свободу, чтобы он сам справился со всеми своими душевными переживаниями. Но время шло, а покоя в их семье все не было. Они меньше стали разговаривать по душам, механически занимаясь любовью. Каталина понимала, что порой именно она нужна ему. Он мог прийти после долго рабочего дня, смять ее в своих теплых объятьях, пахнущих медикаментами, и со всей силой страсти любить ее до утра. Она проплакала однажды в подушку всю ночь, когда набравшись храбрости, спросила о помощи, и, отвергнув ее, ушел ночевать в другую комнату. Обида душила ее, и, не выдержав, отбросив в сторону всякие предрассудки о том, что женщина не должна первой делать шаг, Каталина пришла к мужу. Джейсон дремал, заметив, как она села на край узкой кровати, он оттолкнул ее. Каталина еле сдерживая слезы, предпочла уйти, пока она совсем не унизила себе таким поведением. Утром он даже не попытался извиниться, а ночью он был неукротимым зверем. Все в общем было не плохо, но той сказки, того взаимопонимания и ощущение вечного полета больше не посещало ее.
Каталина начала неистово рисовать и фотографировать, она спасалась в творчестве, там она искала ответы на многие свои вопросы. Ее сердце уже слышало чьи-то шаги, где-то отдаленно звучал голос, знамение которое она не могла расталкивать. Она все больше вспоминала об Испании, грезя наяву. Каталина не была на родине десять лет, столько воды уже утекло. Наверное, на улицах росли другие цветы, а ароматы наполнявшие город не напоминали о позорной истории[5] и героических событиях[6], а мощеные тротуары по-прежнему бережно хранили следы всех, кто ступал на испанскую землю. Военные взяли власть в стране, этот выскочка, пускай и генерал, Примо де Риверо решил навести порядок раз монарх не в состояние это сделать. Из Испании приходили письма преисполненные оптимизма и радости, для Кат не было секретом, что вся ее семья полностью поддерживает политический режим в Италии, считая, что Англии и Испании нужен непременно такой лидер. Каталине стало тревожно за Испанию.
А еще она страстно мечтала о ребенке, прошло уже достаточно лет, они с Джейсоном давно морально готовы к этому, Каталина устала каждый месяц видеть разочарованные взгляды мужа. Он утешал ее в те минуты, когда он не отталкивал от себя, в такие мгновения у нее внутри билась слабая надежда о маленьком земном счастье. Она гналась за жизнью, стараясь взять у нее все самое лучшее, будто бы жить ей осталось совсем немного и ей еще столько нужно успеть. Она жила на надломе, горела, как самая яркая звезда в своей предсмертной агонии, что же все это могло, значит? Но отклика так и не было…
- Мама, - Каталина посмотрела на дочь, ей уже недавно исполнилось семь, и она все сильнее напоминала ей себя в детстве, - о чем ты думаешь?
- Об Испании, - прошептала она.
- Ты ее любишь? – Джулия склонила голову над шитьем, проверяя гладкость стежков.
- Да, - и это было чистой правдой, - когда-нибудь я ее увижу. Я умру и увижу ее с небес, - Джулия странно взглянула на Каталину, пытаясь найти скрытый смысл в ее словах.
В последний день осени к ним снова пришла Афродита, подарив еще раз восторг любви. Похоже, сумерки рассевались, но надвигалась настоящая буря, буря, сокрушившая все на своем пути.
₪
Февраль – апрель 1933
Берлине они уже жили полтора месяца, за эти дни, проведенные в Берлине, Мария не ощущала себя свободной. Ей все время казалось, что кто-то наблюдает за ней, неустанно следит за ними. Через неделю после назначения Гитлера рейхсканцлером Вильям пришел домой в мрачном настроении. Весь Лондон обсуждал это назначение, большинство потирали руки, ожидая, что для красных[7] наступит возмездие, и только меньшинство понимало, чем все это может обернуться в будущем. О том, что богачи привели к власти Гитлера, не стало секретом ни для кого, о том, что, вдохновленные его идеями некоторые англичане воспаряли, было воспринято тепло. Вильям, который вначале карьере всегда держался стороны либералов, впоследствии перешел на сторону консерваторов, наблюдая за тем, как они проигрывают новой силе – лейбористам. Отчасти ему нравился Рамсей МакДональд, но эти вечные метания и в партии, и между двумя сторонами одного маятника, заставляли его задуматься – принимать сторону нужно только смотря на свои взгляды, а не на преданность. И сейчас Вильям осознал, что лейбористы, приведут страну, когда-нибудь в пропасть. Да, и консерваторам никогда не добиться успеха, если они не прекратят «схватку бульдогов под ковром»[8]. Был только один человек, которого никто не ждал у власти, и которого позовут, когда Англии будет на пороге бездны.
- Что случилось, Вильям? – Мария испуганно взглянула на него, видя его мрачное обеспокоенное лицо.
- Мы едим в Берлин, - упавшим голосом ответил он.
- Как? Берлин? – она часто заморгал, они бывали только в Париже, но Берлин… Зачем им ехать в Берлин?
- Так решило наше правительство. Я нужен в консульстве, дорогая. Я буду руководить нашими разведчиками, - Мария тяжело втянула в себя воздух.
- Но, ты никогда этим не занимался раньше! – возразила она.
- Ошибаешься, моя милая, - на его лице засияла хитрая улыбка, - как раз тогда, когда мы с тобой встретились я этим и занимался, и в Париже тоже. Я только для виду помогал нашим консулам.
- Ты столько лет скрывал это от меня? – в ее голосе Вильям совсем не слышал раздражение.
- Да, пришлось, а теперь я говорю. Если там, в Берлине, со мной что-то произойдет, я хочу, чтобы ты сожгла все мои документы, - Мария опустила глаза, поджав губы, - ты поняла меня?
- Но я же поеду с тобой? – в это мгновенье она была похожа на маленького обиженного ребенка.
- Конечно, но мало ли что, то, что я тебе сказал это не для берлинских ушей, - он мрачно улыбнулся ей, Мария метнулась к нему, опускаясь на колени перед ним, - возможно, и ты станешь политической пешкой, - он ласково провел по ее подбородку, - и я готов буду простить многие вещи.
- Вильям…
- Я спал тогда с той француженкой, потому что не видел никого другого способа следить за ее мужем. Он являлся не просто социалистом, но и, как я выяснил потом итальянским шпионом. Для социалистов это несмываемое пятно, - Мария вспомнила, как застала его в постели с другой женщиной, от этих тревожных воспоминаний у нее сжалось сердце.
- А я, я тоже была твоим планом? – она услышала, как он тяжело вздохнул.
- Нет, Мария, я просто решил спасти тебя, не на что, не рассчитывая особенно. Я приехал, поскольку у меня были сведения о восстание, я должен был достать сведение от наших парней, поскольку те бумаге совсем не могли быть доставлены по почте, - Мария положила голову к нему на колени, ощущая его близкое дыхание.
За эти месяцы она выучила немецкий язык, завела немало знакомств, она должна была чувствовать свободу, вместо этого ощущала страх. Порой она боялась выйти на улицу, зная, что кто-то не гласно за ней следит. Мария почти ничего не писала в Лондон, чтобы никак не выдать своих опасений. Берлин тепло ее принял, но Берлин не был Парижем, где она себя считала главным украшением столицы, затмевая главных парижских красавиц. Берлинские женщины не очень-то тепло принимали. Они косо на нее смотрели, внимательно изучая молочную кожу, фыркая при виде рыжих волос, уложенных в элегантные прически, считая, даже с ее голубыми глазами она никак не могла быть своей в их обществе. Мария это понимала. Вильям редко бывал дома, а те минуты, что он бывал дома, то их дом был полон гостей, а вернее его врагов. Они мило ей улыбались, а она делала вид, будто бы ничего не понимает. Вильям часто уходил посреди ночи, и она знала, у него очередная встреча с кем-нибудь из своих протеже. Когда он вернулся один раз под утро, от него пахло женскими духами, в ее душу закралось сомненье, а вдруг он снова ей изменяет? Но потом, успокоившись, Мария решила, что и женщины собирают информацию, стоит вспомнить Мату Харри. Вильям не рассказывал ей о том, как эти женщины добиваются своего, Мария догадывалась, они раздвигали свои ножки для нацистов, зная, как с помощью секса из мужчины можно вытянуть все, что душе угодно.