Противник предпринял еще несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам уже стало ясно: воина продлится дольше, чем они хотели. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю четкими строками. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде действительно достигли серьезного размаха, несмотря на репрессии. Сотни людей захватывали на улицах и отправляли на расстрел. После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить поскорей Мадрид решили оставить до лучших времен. Вместо этого националисты устремились на север: громить основные промышленные районы Республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. Падение Мадрида стало делом времени. Тысячу беженцев устремилось в Каталонию, чтобы бежать во Францию, в страну, которая бросила их в столь сложное время. Весну город держался, но становилось труднее дышать. Решалась судьба не только Испании, но и всего мира.
Мадрид пока не сдался, но почему-то май от этого не казался месяцем счастья, как в Лондоне…
₪
Елена встала на цыпочки, беря книгу с полки, она читала все, что подалась ей по искусству Ренессанса. В свои десять лет она была не похожа на своих сверстниц, такая же рассудительная, как Энди Йорк. Елена убрала с лица медовые пушистые волосы, опускаясь в кресло с книгой. За последние годы дом их немного опустел. Отец целыми днями пропадал в лаборатории, а мама в музее, составляя музейные коллекции. Девочка все время задавала вопрос, почему у нее так не появился брат или сестра, почему она до сих пор одна в семье. Друзей у нее тоже было немного, а единственная подружка Джулия находилась сейчас очень далеко от Лондона. Миссис Максвелл шуршала внизу, видно прибиралась в гостиной, а родителей еще не было дома. Елена погрузилась в чтение об легендах Неаполя.
- Солнце мое, - дверь открылась, на пороге стоял Фредерик, он широко ей улыбнулся, - как дела?
- Хорошо, а ты спас мир? – Елена подавила смех, зная, как серьезно отец относится к работе.
- Пока еще нет, - он сел в кресло напротив, - но, когда-нибудь это случится.
- Ага, и люди перестанут умирать без причин, - девочка закрыла книгу.
- Рождение и умирание и есть смысл любой жизни, - Фредерик плеснул вина себе в бокал, - у нас, у всех есть своя дорога, которую мы выбираем сами.
- Значит, я сама буду решать? – она улыбнулась, обхватывая ладонями щеки.
- Ты уже решаешь, - Фредерик отпил вина, - что ж не буду тебе мешать.
Очень часто они говорили по-русски, и в такие особенные минуты Елена ощущала большее единение с отцом нежели с матерью. Фредерик никогда не пытался что-либо навязывать дочери, он считал, что его ребенок сам определится с целями и методами для жизни, и что бы это не было он обязательно примет это. А вот его жена думала совсем по-другому. Вера хотела счастливого замужества для дочери, и необязательно ей работать, считать пенни, как это делала она, выйдя замуж за ученого, а не богача. А когда-то она могла стать супругой какого-нибудь лорда, и жить сейчас припеваючи в поместье, кататься на лошадях и сиять на приемах. Но Вера выбрала Фредерика, не смотря на все его сопротивления.
Она пришла домой, когда все были дома, а время ужина давно прошло. Фредерик был у себя в кабинете. Он разбирал документы, составляя новые формулы, при этом ел уже остывший ужин. Работа, как всегда, настолько его захватила, что время на еду просто не осталось и миссис Максвелл принесла поднос в кабинет. Работа была его любовницей, и Вера тайно ревновала его к ней, порой ей не нравилось, что он мог постоянно говорить ей без остановки. Конечно, она радовалась за него, но бывало она ненавидела его в эти минуты. Вера прошла к себе. Она наспех приняла ванну, расчесала волосы, и накинув прозрачную сорочку из кружев, решилась соблазнить собственного мужа.
Тихо, как призрак, она пробралась в кабинет, она встала сзади него, обнимая его за плечи. Он заметив руки, гладившие его замер. Фредерик с годами не потерял пылкости и страсти. В свои сорок с небольшим, он знал, как сделать женщину счастливой. Он обернулся к жене, она опустилась на колени, и Фредерик стал гадать, что же на нее нашло. Иногда он мало уделял ей внимания, и возможно, это игра в соблазнение было нечто иным, как минута ее счастья. Они безумно предались любви в кресле, тяжело дыша, он посмотрел на Веру, ощущая ее теплое прерывистое дыхание на шее.
- Наша дочь вросла, - вдруг произнес он.
- Что? – непонимающе спросила Вера.
- К ней приходит мудрость, - он гладил ее гладкие плечи, касаясь губами шеи.
- Жизнь меняется, - прошептала Вера ему в ухо.
Да, Елена взрослела и нужно с этим смерится. Отношения между дочерью и матерью за последние полгода стали крайне напряженными. Они не понимали друг друга, часто спорили и ругались, а затем по нескольку дней не разговаривали, пока Фредерик не мирил их. И за что такое Вере, почему ей достался такой ребенок? На этот вопрос у нее не находилось ответов, неужели они так и останутся кошкой и собакой, не смотря на всю любовь друг к дружке? Время покажет, Елена еще ребенок, кто знает, как она изменится с годами. Это-то и утешала Веру.
Фредерик согнулся, хватаясь за грудь, Вера нежно обняла его, пытаясь унять дрожь в теле.
- Что с тобой? – спросила она.
- Лекарство… быстрее, в кармане пиджака, - прохрипел он. Вера стала искать, руки совсем не слушались ее, пальцы дрожали и немели. Она вынула из внутреннего кармана маленький пузырек, - сорок капель, - она считала, руки не слушались, что же это с ним. Он залпом выпил, и ему сразу же стало лучше.
- Что это, Федор? – спросила она, заботливо касаясь его волос, слегка взъерошивая их.
- Я не хотел тебе говорить, год тому назад у меня начались проблемы с сердцем, - начал он, - как у отца…
- Федор, тебе нельзя пить, - Вера приложила пальцы к губам.
- Знаю, Вера, такого уж жизнь.
- Но, ты…
- Я не буду считать дни, - прошептал он, держа Веру за талию.
- Почему ты молчал? – вдруг задала вопрос она.
- Потому что, у нас и так было много проблем. Деньги. Твоя подозрительность, - Фредерик дышал Вере в затылок, вдыхая тонкий аромат ее духов.
- Но я должна знать, я твоя жена, - Вера слабо улыбнулась, но Фредерик не видел в темноте этой улыбке.
- Прости, - проронил он, - пойдем спать, - они вместе прошли в спальню, и вместе встретили новый день.
С этого дня она старалась оберегать его, так чтобы он не замечал ее заботу. Она хотела, чтобы он не обременял себя многими проблемами, Вера хотела взять все проблемы на себя, чтобы он ни о чем не думал. Но мало только ее стараний, есть еще Виктор и его сумасшедший совет директоров. Ее любовь должна помочь ему жить, ее любовь должна заставить его крепко держаться на этой земле. Она должна, иначе все рухнет в один миг. Что ей делать без него? Просто волочить свое существование? Она еще могла все исправить, бездна не должна поглотить ее счастье.
₪
Лето 1937.
Вдохнув легкий аромат слоеного теста и мяса, сразу захотелось есть. Глория помешала чечевичный суп, обильно сыпля приправами. Барбара сервировала стол для обеда, не смотря на то, что Хомсы совсем не ждали гостей, но это вошло их в традицию. Хозяйка не боялась испортить дорогой расписной фарфор, поэтому он стал обыденностью. Для обедов леди Хомс расшила скатерть со сложным орнаментом по краям и роскошными розами в центре. На ней были видны пятнышки вина и жира, но никто не хотел отправить на свалку любимую скатерть. Диана в эти времена, когда все считали вокруг деньги, занялась творчеством. Она дела салфетки под чашки, вышивала картины и чехлы для маленьких женских вещиц. Вскоре дамы в свете заметили это, и стали заказывать эти предметы быта. Диана не отказывалась, это тоже была работа, пускай не такая, как у Виктора, но зато ей было по душе.
Сегодня был летний выходной. Лето вошло в ту пору, когда пришла окончательно жара, а летняя прохладца становилось роскошью. В Лондоне стало тихо, все уехали к лазурным берегам или в деревню, наслаждаться тихой жизнью, только немногие оставались в городе. Так и они с Виктором остались в городе. Она любила Лондон, не смотря на всю его суматоху. Летом жизнь затихала, но они с Виктором по-прежнему вели светский образ жизни. Он водил ее по театрам и кино, иногда приводил в рестораны, чтобы она могла насладится музыкой и любимыми креветками. Их семья не стала тихой, обычной семьей. Все было подчиненно строгому закону вкуса Виктора, но никто и сопротивлялся.