Выбрать главу

- Тогда зачем тебе все это? – в его вопросе она не слышала ни раздражения, ни возмущения.

- Мне надо самой все понять, я люблю рисовать натюрморты или природу, немного авангарда, как у мамы, - Флер не замечала, как простыня соскользнула у нее с груди, - вообще-то ты видел мои работы…

- Когда? – он повернулся к ней.

- У моей сестры на твоей выставке, - Флер еле скрывала свою торжествующую улыбку.

- У Джулии? – Флер кивнула, - ах, да, вспомнил, - еще бы не вспомнить, его еще тогда пронзила, как клинок мысль, что он хочет ее видеть в своей постели, запечатлеть все скрытое в ней.

- Может внизу нарисовать павлина, и вообще каких-либо птиц, - предложила она, соскальзывая с дивана.

- Мне нужна натура, - Ришар отмахивался от нее.

- Зато это умею делать я, - патетично заявила она.

- Ты испортишь мне рисунок! – Флер решила не сдаваться.

- Нет, не испорчу.

За неделю она нарисовала ему райских пташек, птиц-лир, павлинов, порхающих колибри у своих ног. Ришар был поражен, его полотно, не смотря на то, что он все еще оставалось черно-белым заиграло новым смыслом, приобрело какую-то яркость. Флер все время находила предлоги сбегала из дома, находила отговорки для Джулии и Елены, чтобы сбежать к Ришару. Она прибывала в своем нарисованном мире, совсем не видя очевидное, не видя, что все что происходит между ней и Ришаром не такое, как в ее мечтах. Но она была юной наивной девчонкой, и конечно она ничего не понимала в отношениях, не понимала, что сближаясь с ним, она меняет свое будущее до не узнаваемости. Флер нисколько не стеснялась раздеваться перед ним, обнажать часть души, показывать свое мастерство. Она считала все это просто необходимым, как воздух.

Сам Ришар все это видел, он не мог побороть в себе искушение, сделать свою очередную натурщицу своей очередной любовницей. Их было сорок девять, сорок девять полотен, сорок девять любовница. Флер должна стать пятидесятой. Искушение было слишком велико, когда он смотрел на ее тело, на эти холодные глаза, золотые волосы, и длинные ноги, он хотел ее. И с каждым днем все было сложнее. Почему с другими все по-другому, уже не третий-четвертый день работы натурщица оказывалась в его постели, и оставалась любовницей до конца работы. Помимо Флер он рисовал еще двух, и одна из них восхитительная брюнетка, а вторая прекрасная сирийка принадлежали ему, удовлетворяя всего низменные потребности.

Ришар с кистью в руках подошел к Флер, он погладил ее по щеке. Он стащил ее со своего пьедестала, уложив на деревянный пол. Ришар поцеловал ее в губы, так пылко, что Флер чуть не задохнулась. Он целовал ее, как зверь жаждущий свою добычу. Его теплые губы мелькали на ее теле, его пальцы сжимали ее грудь, нежную плоть, от его настойчивого пальца у нее внутри сжималось все от нахлынувшего удовольствия. Флер нисколько не пыталась его оттолкнуть от себя, она еще сильнее прижималась к нему, в немом движение прося у него облегчения. Он быстро скинул с себя всю свою одежду, его горячая плоть скользнула в нее, Флер вскрикнула от боли, но Ришар, словно этого не замечал. Сначала он двигался в ней степенно, а потом все сильнее, и сильнее, Флер почувствовала, как какое-то приятное чувство накрывает ее, что-то теплое и липкое попало к ней на живот. Только тогда Ришар увидел ее кровь на себе и на ее бедрах.

- О, Флер, прости меня, - он прижал ее к себе, слушая, как она учащенно дышит.

- Все прекрасно, - прошептала она.

- Но ты… я бесчувственное животное…

- Все хорошо.

Она стала его очередной победой, откуда все это ей было знать? Она стала его любовницей, но не возлюбленной, но она утешала себя, что когда-нибудь он скажет ей, что любит ее. Она не видела ничего, любовь и страсть застилали ей глаза, для нее кроме Ришара ничего не существовало. Он закончил эту картину, начал писать еще один ее портрет, при этом имея еще пару знойных подружек. Флер не видела ничего, она была слепа и глупа от любви. В его объятьях она вкушала страсть, каждый вечер он преподносил ей это блюдо, приправленное его умением любовника. Ришар стал ее наваждением, ее проклятием, ее любовью и мученьем, ибо в жизнь Флер Фокс вернулся еще один персонаж…

Дни пролетали, как стайка птиц, направлявшаяся на юг, будние дни сменялись выходными, легкие горести – ощущением покоя. В то лето наша история еще была прежней, но в то лето, словно неведомый механизм, запущенный судьбой, повернул нашу историю на новую дорогу. Сейчас английский сад цвел яркими красками, наполняя его новыми ароматами, слепая стебельки в сложные композиции, даже не зная во что, все это вырастет. А пока молодые бутоны распускались на полотне жизни, и не догадываясь какие семена упадут в почву, из которых вырастет будущее. Завтрашний день всегда был туманный, и всегда не предопределенным, казалось, что конца их грезам уже не будет никогда, но жизнь она другая, она, то черная, то белая…

В то лето жизнь Елены Саттон совсем изменилась. После того как Том поругался с Эрнстом и Ксантией, они обрели покой. Елена усердно работала, как и Том, ожидая всходов их работы. Она все эти годы ждала, когда сможет подарить Тому ребенка. Она прониклась к маленькому Николасу, искренне его полюбив. Вера тоже привязалась к мальчишке, но ожидала своих внуков. Елене исполнилось двадцать шесть, у ее всех подруг уже были дети. Когда в мае она, дрожа от страха и неопределенности в кабинете Энди, подруга объявила, что она ждет ребенка, то ее охватил неописуемый восторг. В тот день она примчалась в галерею, радостно сообщая эту новость Джулии, которая лишь желала счастья, Джулия заказала торт в их галерею, чтобы отметить это радостное событие. У Елены, словно появились крылья, словно она могла летать и парить. В ней теплилась жизнь, у них с Томом будет ребенок…

- Том, - Елена села у него в ногах, призывая оторваться от его работы, - нам надо поговорить.

- Да, - он отодвинул схемы в сторону, смотря в ее медовые глаза.

- Я жду ребенка, - медленно выговаривая каждую букву, произнесла она, он поднял ее с пола, мягко усаживая у себя на коленях, целуя в светлую макушку.

- Милая моя, - прошептал он, - я очень рад, и мне все равно кто это будет.

- Я люблю тебя, - пролепетала Елена, вдыхая аромат его одеколона.

- Я тоже, - ответил он.

Они были счастливы в то лето, Елена, ждавшая в январе ребенка, все также с пылом и рвением работала, открывая новые таланты Лондону. Их город отвечал им взаимностью, он любил их, даря им счастье и надежду, что завтра все будет еще лучше, чем сегодня. Жизнь слишком сложна, но и жизнь слишком прекрасна. Ведь она и дана для того, чтобы пройти все пути не сбив ноги в кровь, познав истину, прикоснувшись к небу, вкусив любви и греха, но при этом, не потеряв себя и самое главное свое сердце и душу. В то лето наши герои были счастливы, проводя время в Грин-Хилле или же в Аллен-Холле, принимая дары этой вечной природы, наслаждаясь каждым мгновением этого времени. Ветер менял все, и вскоре их жизнь перестанет быть прежней.

В двадцать восемь лет Энди стала заведующей целым гинекологическим отделением, потеснив со своего поста Грейс Шадон. Энди все обожали в госпитали, ее мягкий, но в тоже время жесткий характер покорял даже злопыхателей, ее умение, тонкое видение вызывало только уважение среди коллег. Ни для кого не было секретом, что через восемь лет ее отцу исполниться шестьдесят пять лет, и он должен будет покинуть свой высокий пост, и тогда начнутся склоки, Артур и Джейсон станут простыми рядовыми врачам и их место займет кто-то другой. Энди все никак не могла отговорить Аврору от профессии врача, Шон же только посмеивался, считая, что четырнадцатилетняя девушка слишком много мечтает. Отец Шона недавно умер, и его мать предложила им переехать а новый дом, как графу и графине Данви. Но Энди было очень комфортно в доме Рамсея и Джорджины, она продолжала пополнять его библиотеку новыми медицинскими томами, наверное, Рамсей гордился бы ей и Элеонорой, они ведь единственные кто выбрал эту стезю врача. Нэлли будет превосходным психологом, жаль, что Роберт выбрал стезю управленца, может их дети продолжат их династию. Как только Энди пришла к этой мысли, она решилась помочь Авроре в ее мечтаниях, ведь из нее и вправду получиться превосходный врач, с ее-то рвением ей только вершины покорять. Конечно, в их госпитале все уже злобно говорили, что скоро он станет лишь для семейки Йорков и их друзей, но разве это могло остановить талантливых людей?