— Сенатор пусть катится к черту, — отрезал Чарльз и с этим удалился.
Ему нужно было переодеться и отдать кое-какие приказания камердинеру. Тот много лет служил у Чарльза и давно привык ничему не удивляться. Вот и сейчас он с каменным лицом выслушал распоряжения упаковать багаж, передать извинения Чарльза лорду Каслри, но перво-наперво наказать конюхам немедленно приготовить к поездке экипаж.
Глядя, как Чарльз в спешке срывает с себя домашнюю одежду и переодевается в лосины, высокие сапоги и дорожный плащ-накидку, камердинер позволил себе высказать собственное мнение.
— Говорят, будет сильная метель, сэр. Не лучше ли вам отложить поездку на день-другой?
— Нет, — нетерпеливо перебил Чарльз. — Я еду прямо сейчас, никакой снег меня не остановит, ты же знаешь.
Камердинер с усмешкой вспомнил их приключения в Испании и Португалии; да, там они пережили испытания похуже, чем обыкновенная метель. И он больше ничего не сказал.
Чарльз уже спускался вниз, горя нетерпеливым желанием уехать, когда к своему несчастью натолкнулся на леди Бэбверс. Он бросил взгляд на часы и выругался.
Она с удивлением воззрилась на его дорожный плащ.
— Чарльз, дорогой! Вы уезжаете? Но ведь пошел снег и, кроме того, я вас искала. Пожалуйста, пройдемте в библиотеку, там мы сможем побыть наедине. Другого случая поговорить с глазу на глаз у нас, боюсь, не будет.
Чарльз услышал только начало ее речи и помянул про себя чертей и адские муки. Он выглянул в окно. Сара, вероятно, отправилась в Лондон в почтовой карете и не могла добраться до Беркли-сквер раньше, чем через четыре часа. Он имел шанс доехать в своем экипаже быстрее, но если пошел снег, поездка займет гораздо больше времени у них обоих, если им вообще удастся достичь Лондона.
Он так торопился вскочить в экипаж, что без колебаний обошел бы прекрасную леди Бэбверс как некий неодушевленный предмет. Однако она ловко поймала его за рукав, и в следующее мгновение ее ручки соблазнительно обвились вокруг его шеи.
— Чарльз, вы слышали, что я сказала? Вы поедете позже. А сейчас идемте в библиотеку. Мне многое нужно вам сказать, а вы так странно избегаете меня со времени своего приезда.
Чарльз посмотрел сверху в ее красивое встревоженное лицо и подивился, что же его в ней раньше так восхищало? Она, казалось, нисколько не сомневается, что стоит ей свистнуть, и он в тот же миг окажется у ее ног, — и это после всего, что между ними произошло! Она привыкла к своей абсолютной власти над мужчинами, но тут просчиталась. Он медленно расплел ее руки и сказал насмешливо:
— Вы, кажется, забыли, дорогая Лизетт, именно вы разорвали нашу помолвку, чтобы выйти замуж за другого.
Она очаровательно надула губки.
— Да, но чего еще вы могли ожидать, дорогой? Вы сами в этом виноваты. Вы уехали, не думая ни о чем, кроме своей несчастной карьеры. Я просила вас остаться и жениться на мне, но вы отказались. И что я, по-вашему, должна была делать? Жить монахиней и ждать, пока вы вернетесь и подберете меня, как невостребованную посылку? Да еще трепетать каждый час, не убили ли вас в какой-нибудь страшной битве? — В ее голос закралась нотка незабытой обиды. — И я оказалась права. Даже после окончания войны в Европе вы и не подумали приехать домой. Вы отправились в Америку. Война вас интересовала больше, чем я! Признайте же это наконец и перестаньте винить во всем меня.
Он вспомнил все, что передумал по этому поводу в Америке, и не мог не признать, что по большей части она права.
— Но все это в прошлом, — продолжала она и, повернувшись к зеркалу, самодовольным жестом поправила золотые локоны. — А теперь я богатая вдова и меня это, между прочим, очень устраивает. Я уверена, для нас еще не поздно начать все сначала.
Он тоже повернулся к зеркалу в изящной золотой оправе и всмотрелся в ее отражение, как будто видел ее впервые. Что ж, у нее были причины для довольства собой, ибо он по возвращении действительно позволил втянуть себя в нечто подобное их прежним отношениям. Она все еще была очень красива и порой невероятно обаятельна, и он не раз ловил себя на мысли, что он, видимо, все-таки женится на ней, махнув рукой на ее предательство и неприятные для него мысли о мужчине, за которого она вышла замуж.
— Неужели не поздно? — с любопытством спросил он. — Как интересно! Но не забывайте, что я остался тем же человеком, которого вы отвергли четыре года назад.
Она снов обвила его шею и очаровательно улыбнулась.
— Не будьте жестоки, дорогой. Уверяю вас, вы ошибаетесь. Вы стали бесконечно привлекательнее, на мой взгляд. Раньше вы просто обожали меня, как дюжина других мужчин. О, я не говорю, что не была влюблена в вас: вы были очень красивы и всегда веселы. Но вы были одержимы понятиями о чести и долге намного сильнее, чем мне бы хотелось. А теперь война кончилась, вы изменились, стали гораздо интереснее, чем раньше. Или это я повзрослела? Неважно, главное, что я готова все забыть и начать свою жизнь заново — с вами. Мы созданы друг для друга и, кажется, все, кроме вас, это понимают. Неужели вы все еще хотите наказать меня за то, что я вас отвергла? Если так, то уверяю вас, я уже достаточно наказана, вы и представить себе не можете, что это такое — быть замужем за Бэбверсом! С каким облегчением я вздохнула, когда он так вовремя скончался и освободил дорогу для вас… Потому что, знайте, я всегда вас любила. — Полузакрыв глаза, она приглашающе подняла к нему лицо, совершенно уверенная, что он немедленно откликнется на ее зов.