Она неторопливо, как бы против воли повернулась к нему.
— Каких именно?
— А таких, что я полюбил вас, когда мы повстречались в Америке, и люблю до сих пор, — сказал он совершенно спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся. — И у меня нет ровно никакого желания куда-то уходить и оставить свою жену — и своего сына — другому человеку.
Она уставилась на него, не веря своим ушам.
— Вы в своем уме? — с изумлением спросила она. А потом добавила с горечью: — Впрочем, что еще вы могли сказать, вы же джентльмен. Но каковы бы ни были ваши понятия о чести, вам нет необходимости пытаться сделать «честную» женщину из меня!
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Ну что вы, я вовсе не так великодушен. Дело в другом: вы много месяцев преследовали меня, Сара; в самые трудные дни моей жизни передо мной вставало ваше лицо. Но только вчера, встретив вас снова, я начал понимать что к чему. Должно быть, я полюбил вас еще до того, как мы попали в ту кошмарную гостиницу, но ранение и потеря памяти помешали мне это осознать. Так неужели вы думаете, что теперь, когда с глаз моих спала пелена, я могу вас покинуть? Если так, то вы плохо знаете меня, дорогая, и я намереваюсь это непременно исправить.
Она в волнении отступила от него, все еще не веря.
— Нет! — В ее вскрике прозвучало неистовство. — Быть может, вами движет чувство вины или чувство долга, но я ведь сказала: мне от вас ничего не надо. Оставьте меня, теперь уже слишком поздно.
— Вам так хочется, чтобы я в это поверил. Но, дорогая, это неправда. Неправда, что вы ко мне равнодушны.
— Нет! Я имею в виду — да, равнодушна. О, я не знаю… Пожалуйста, поймите, слишком поздно.
— Маленькая лгунья. — Он неожиданно дотронулся до тонкой золотой цепочки, которую заметил на ее шее прошлым вечером. Она попыталась протестовать, но он вытянул цепочку из-за корсажа и рассматривал тяжелый золотой перстень-печатку, висевший на ее конце. Перстень был ему хорошо знаком. — А я думал, что потерял его в бою. Теперь скажи мне еще раз, что ты ко мне равнодушна. Только предупреждаю, я тебе не поверю.
У нее задрожал подбородок, и она отвернула лицо, не в силах вырваться, как будто была пленницей, прикованной тоненькой цепочкой к его властной руке. Она произнесла тихо, защищаясь:
— Ты всегда был удивительно проницателен. Но теперь ты ошибаешься. Я… не люблю…
Он не дал ей договорить. Он обнял ее, прижимая к себе, и начал целовать. О, как хорошо она помнила его поцелуи, сколько ночей мечтала о них, уверенная, что никогда не почувствует их снова! И все же попыталась высвободиться.
— Нет. Я не могу… — прошептала она, но, не в силах сладить с собою, сама страстно поцеловала его, обвив руками его шею так крепко, как если бы не собиралась никогда отпускать.
Он застонал и обнял ее сильнее.
— О Боже. Разве я мог забыть твое тело и вкус твоих губ. Они пьянят меня, как старое вино. Сара. Моя дорогая… моя жена!
ГЛАВА 22
Эти слова вернули ее к действительности, и она заставила себя разжать руки. Она отступала от него, пока не оказалась в другом конце комнаты.
— Нет! — И, задыхаясь, она добавила с намеренной жестокостью: — Ты, кажется, забыл о… моем муже!
Он улыбнулся. Но опасный огонек в его глазах заставил ее полностью овладеть собою.
— Ах, да. Твой муж. Он осложняет положение, что и говорить. Но я, между прочим, подозреваю, что в конце концов твоим настоящим мужем могу оказаться я, а не он. Видимо, я должен испытывать к нему признательность, ведь ему выпало счастье помочь тебе. Но он занял мое место, и я страшно ревную. Никогда ему не прощу!.. И все же допускаю, что он хороший человек. Он очень тебя любит?
Она гордо вскинула голову:
— Да.
— И ты хочешь уверить меня, что и ты его любишь? — В голосе его звучало вежливое недоверие.
Это недоверие было вполне понятно. Разве не она только что со страстью отвечала на его поцелуи? Но, рассердившись на него и на себя, она решила больше не допускать ошибок.
— Да, — убежденно произнесла она.
— Маленькая лгунья. — Теперь он повторил эти слова ласково. — Может быть, ты и любишь его, но наверняка как брата. И не удивительно, вы же выросли вместе. Но если б ты была по-настоящему влюблена в него, ты бы вышла за него задолго до знакомства со мной, а не тогда, когда тебе понадобилось укрыться от людских мнений за положением замужней женщины. И, — добавил он, проницательно глядя ей в глаза, — я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Если он так уж глубоко любит тебя, ты бы не согласилась выйти за него, в каком бы отчаянном положении ни оказалась. Твоя честность и гордость не позволили бы тебе так поступить.