До Кэтрин стало постепенно доходить, что она совершила ошибку, но даже себе самой она еще не призналась, что Уна Перссон обманула ее.
— Как себя чувствует этот бедняга? — спросил майор Най, глядя печальными глазами, как из чайника льется вода, затем скрутил себе сигарету. — У него была гипотермия?
— Точно не знаю, майор. У меня пока нет никаких сведений из Берлина. Вы же знаете, что там сейчас творится.
— Меня удивляет, — сказала миссис Най резким голосом, вставая из-за стола, чтобы убрать посуду, — как вашему брату удалось довести себя до такого состояния. Мне кажется, я ну никак не поспеваю за временем. — На ее лице появилось суровое выражение. — Болезни, и те изменились со времен моей молодости. — Она с раздражением посмотрела на мужа. — Ты даже булку не съел, дорогой?
— Опять болит желудок, — пробормотал он. — Наверное, все-таки придется делать операцию. — Жена знала, чем его можно доканать.
— Жарко… — сказала Кэтрин Корнелиус, задыхаясь от жары. — Не так ли?..
— Я привык к жаре, девочка. — Он расправил плечи. На усатом лице появилась едва заметная самодовольная улыбка. В его позе чувствовалось, что он гордится собой. — Учения проводились при полном обмундировании. Индия. Жара намного сильнее, чем здесь. Я люблю жару. — Он закурил скрученную только что сигарету. — «Ты сливки в моем кофе, я молоко в твоем чае, пам-пам-пам-парам». — Он смущенно и нежно улыбнулся ей, открывая дверь, ведущую в задний дворик. На прощание он комично и развязно отсалютовал ей. — До скорой встречи, надеюсь.
Оставшись за столом вдвоем, Элизабет и Кэтрин обменялись через стол страстными взглядами.
— Пора ехать, если мы хотим побыстрее добраться до Лэдброук-Гроув, а то попадем в пробку, — сказала Кэтрин, глядя на выходившую из комнаты с чашками в руках миссис Най.
— Да, — сказала Элизабет. — Нам не следует засиживаться здесь допоздна.
Гроб с Джерри сильно трясло. Поезд, на котором его перевозили, находился примерно в миле от Ковентри. Запах значительно усиливался, когда поезд стоял. Может, это пахло потом?
Полковник встал с пола, чтобы посмотреть через маленькую щелочку в бронированной обшивке вагона. Смеркалось, но ему удалось разглядеть грязное серо-зеленое поле и столб. Вдали стояли ряды кирпичных домов. Он посмотрел на часы. Было девять часов вечера, прошло три дня с тех пор, как он покинул Эдинбург. Пьят попытался оттереть от грязи рваную военную форму. Хотя сейчас было опасно появляться в военной форме в Лондоне и его окрестностях, но ему больше нечего было надеть. Он доел черствый бутерброд и глотнул водки из фляжки, висевшей у него на боку. Корнелиус был все в том же состоянии, а у Пьята не было времени, чтобы привести его в сознание и допросить. Да к тому же полковник Пьят уже отказался от своего первоначального намерения, теперь он собирался использовать содержание гроба для своего собственного спасения, как гарантию того, что, когда он прибудет на Лэдброук-Гроув и свяжется с кем-нибудь из родственников Корнелиуса, они дадут ему приют. С тех пор, как в Берлин прибыл Очинек и его запорожские союзники, дела у Пьята пошли совсем плохо. Кто-то говорил Пьяту, что никто не смог бы удержать Берлин больше месяца, тогда полковник этому не поверил. Теперь эта мысль успокаивала его — даже евреи не продержатся долго, и придет кто-то другой и захватит то, что останется к тому времени от города.
Из гроба опять раздались приглушенные вопли и крики. Затем Пьят услышал громкий раздраженный голос у головных вагонов. Другой голос принадлежал человеку с явно выраженным уолверхемптонским акцентом:
— Я думаю, обрыв проводов. Два других поезда тоже стоят. Вы же видите, нет световых сигналов. — Ему снова что-то сказал человек с громким голосом, а голос с акцентом ответил — Мы скоро тронемся. Но мы не можем двинуться, пока не будет сигналов.
Пьят закурил сигарету. С понурым видом он принялся шагать по вагону, сожалея, что не придумал более удачного плана. Неделю назад Англия казалась самым безопасным местом в Европе. Сейчас здесь царил хаос. Он должен был предусмотреть, что все произойдет именно так. Все так быстро разваливалось. Но с другой стороны, так же быстро и объединялось. Такова была цена быстрого перемещения.