Но весь ход истории английского права показывает, что Вильгельм действовал добросовестно, когда обещал пожаловать англичанам, их «собственное право». Он дал возможность крестьянину доказывать, с помощью приведенных к присяге соседей, даже в суде его лорда, что он, хотя и крепостной, но никоим образом не бесправный раб, а человек с правами, обеспеченными монархом, вассалом которого является его лорд. Таким образом, после эпохи суровой дисциплины, в течение которой древние права владения сельскими землями и участие в общих повинностях превратились в крепостной труд и принуждение жить во владениях лорда, крестьяне, т. е. большая часть английского народа, разорвали свои цели и освободились от крепостной зависимости; они создали собственный язык и литературу, подлинно английскую, а не нормано-французскую, создали Англию и именно Англию, а не провинцию Нормандии, и английское право, притом именно английское, а не нормандское или римское.
Правда, нормандское завоевание очень своеобразным путем укрепило английское право. Слабость прежнего порядка вещей заключалась, как уже указано, в том, что не существовало единого английского права для всей страны, но было множество английских обычаев, меняющихся в зависимости от места. Такое положение дел было нетерпимо для привыкших к порядку и методических нормандских чиновников, которые установили сложную систему уже упомянутых нами королевских судов. Эта система была в основном завершена к середине тринадцатого века; немедленно вслед за тем началось быстрое развитие процесса, очень важного для национального единства, но завершенного в других странах Западной Европы только столетия спустя, а именно создание «общего права» для всей страны от Твида до Ламанша.
Ход этого важного процесса составляет одну из тайн истории английского права. Он был несомненно тесно связан с системой разъездных судов: (eyres), т. е. с периодическими разъездами королевских судей по графствам, принявшим свою окончательную форму в царствование Генриха II. Эти разъезды, преследуя первоначально не столько правовые, сколько финансовые цели, постепенно принимали все более и более «судебный» характер; установление в двенадцатом и тринадцатом веках системы присяжных, при которой приведенные к присяге соседи сообщали представителям короля об обстоятельствах конфликта и давали точные ответы («вердикты») на вопросы, поставленные теми же должностными лицами, дали королевским судьям исключительно удобную возможность изучить местные обычаи. Эта система присяжных, которая никоим образом не представляла туземного учреждения (как это обычно предполагается), а являлась чужеземным нововведением, была долгое время весьма нелюбима англичанами и применялась только королевскими судьями. Но так как к ней постоянно прибегали в разъездном суде, то она позволила судьям этих судов знакомиться с исключительной полнотой со всем безграничным разнообразием местных обычаев королевства. Судьи, несомненно, продолжали бы применять эти обычаи в соответствовавших им местностях, но такая практика была, конечно, неприемлема для представителей центрального правительства, стремившегося к административному единообразию.
Таким образом, каким-то путем, который не может быть точно определен, королевские судьи, встречавшиеся между своими разъездами в Лондоне для рассмотрения дел в центральных королевских судах (Суд королевской скамьи и Палата шахматной доски) и Вестминстере, пришли к соглашению о необходимости слить различные местные обычаи в общее или единое право, которое могло бы применяться по всей стране. К нормам этой правовой системы они прибегали при рассмотрении дел, которые слушались в судах Вестминстера; естественно, что они применяли те же предписания, когда действовали в качестве уполномоченных короля или разъездных судей. Таким путем создалось известное разделение труда между судьей и присяжными, которое до сего времени регулирует ход правосудия в Англии, именно судья решает вопросы права, а присяжные решают вопрос о фактах.
Общее право
Таким образом, страна приобрела «общее право», которое представляло собой право, созданное судебной практикой в том смысле, что оно было оформлено и введено в действие авторитетом суда, но было по своему происхождению туземным или народным, так как в основе его лежали действовавшие обычаи и навыки населения. В самом деле, с одной стороны, первое подробное изложение общего права создано рукой судьи, знаменитого Генриха Бреттона (Bratton) или Бректона (Bracton), который заседал в Суде королевской скамьи и был разъездным судьей в середине тринадцатого века. Но с яругой стороны, сам Бректон признал в заглавии своего труда («О законах и обычаях Англии»), что обычай служил ему одним из источников творчества. Давно признанное определение общего права как «всеобщего обычая королевства» служит косвенным доказательством приведенной точки зрения.