– Грудки, – напомнил сэр Джек.
– Я как раз об этом. Именно-именно. Взглянем на вещи прямо. На дворе третье тысячелетие, и грудки у тебя, крошка, пообвисли. Дни, когда достаточно было послать фрегат или просто пару солдатиков в красных мундирах, давно миновали. Наша армия самая лучшая – это не требует доказательств, – но нынче мы сдаем ее напрокат для мелких войн, организованных другими странами. Из хит-парада мы вылетели. Почему у некоторых это никак не уложится в голове, а? Прядильные машины сданы в музей, нефть иссякает. У других народов себестоимость товаров дешевле. Наши друзья в Сити все еще куют деньги, и пищу мы сами себе выращиваем; мы – мелкая фабричка с подсобным хозяйством. Иногда мы вырываемся в авангард, иногда плетемся в хвосте. Но одной вещи у нас не отнимешь, вещи, которой нет больше ни у кого: это накопленное время. Время. Вот, понимаете ли, мой пароль.
– Понимаю.
– Если ты старый хрен и сидишь на крылечке в кресле-качалке, не ходи играть в баскетбол с молодняком. Старики не прыгают. Сиди и извлекай все самое лучшее из того, что у тебя есть. А еще ты должен вот что проделать: убеди молодежь, что прыгать может каждый дурак, но правильно сидеть и качаться в кресле умеет лишь мудрый стреляный волк... Есть в нашей стране люди (их воззрения я лично классифицирую как типичный случай исторически-депрессивного расстройства), которые считают, что наша должность в мире, наша личная геополитическая функция – это служить символом упадка, моральным и экономическим пугалом. Мы, дескать, научили мир играть в крикет, а теперь наш долг, проявление комплекса рецидивной имперской вины – сидеть сложа руки и позволять себя обыгрывать. Бред. Я хочу повернуть это направление мысли вспять. В нашей стране нет человека, который любил бы ее больше, чем я. Нужно лишь правильно позиционировать этот товар... Отпозиционируй этот товар для меня, Джерри. – Глаза сэра Джека подернулись мечтательной дымкой, но в голосе гудело вожделение.
Консультант избранных избранными угостился еще одной понюшкой табака.
– Вы – мы – Англия – мой клиент – великая и древняя нация. У нее великое прошлое. Ее великая мудрость накапливалась веками. Ее социально-культурные исторические реалии – а их легион, тьма! – штучный, ходкий товар. В особенности при нынешнем общественном климате. Шекспир, королева Виктория, индустриальная революция, садоводство и прочее в том же роде. Позвольте слоган – авторское право закрепляю за собой: «Вы движетесь – а мы уже пришли». Это не самоутешение, это сила нашей позиции, наша слава, имидж нашего продукта. Пальма первенства – вновь у нас. Мы продадим наше прошлое другим странам в качестве их будущего!
– Феноменально, – пробормотал сэр Джек. – Феноменально.
– Па-па-па-па, пум, пум, пум, – пропел сэр Джек, когда Вуди, держа под мышкой фуражку, открыл перед ним дверь лимузина, – пум, па-па-па-па, пумм, пумм, пумм. Ну как, Вуди, узнаете?
– Это, случайно, не будет гениальная Пасторальная, часом, сэр? – в очередной раз прикинулся робким профаном шофер, за что был удостоен начальственного кивка и еще одной порции сведений, известных лишь кругу избранных.
– Пробуждение безмятежных впечатлений по приезде в деревню. Некоторые переводчики пишут «счастливых»; я предпочитаю «безмятежных». Встретимся в «Собаке и барсуке» через два часа.
Вуди тронулся с места и медленно поехал к вышеупомянутой достопримечательности, в другой конец долины, чтобы заплатить хозяину паба, дабы тот поднес начальнику стопку за счет заведения. Сэр Джек поддернул язычки своих туристских ботинок, переложил из одной руки в другую трость тернового дерева и, распрямившись, неспешно, с расстановкой пустил газы: на слух казалось, будто продувают радиатор. Удовлетворенный, он постучал палкой по каменной ограде, расчерченной безупречно ровными – хоть в скребл играй – клеточками, и зашагал куда глаза глядят, окруженный со всех сторон осенней природой. Сэр Джек любил возносить хвалы простым радостям жизни – и делал это ежегодно в качестве Почетного президента Ассоциации пеших странников, – но ему было известно, что в наше время простота из радостей испарилась. Молочница и ее ухажер-пастух больше не бегают вокруг майского древа, предвкушая лакомый кусок холодного пирога с бараниной. Индустриализация и свободный рынок давным-давно сдали их в утиль. Еда превратилась в сложный процесс, и аутентичное воссоздание питания исторической молочницы сопряжено с огромными трудностями. Пить в наши времена тоже непросто. Секс? Чтобы отнести его к простым радостям, надо быть распоследним идиотом. А как размять тело? Танцы у майского древа сменились занятиями на тренажерах. Искусство? Переродилось в шоу-бизнес.