Вот что читаем мы в другом дневнике:
«Ланжвилле, 22 августа. Деревня уничтожена 11-м батальоном первопроходцев. Трех женщин повесили на деревьях».
Рядовой Шлаутер из 3-й батареи 4-й гвардейской полевой армии артиллерии пишет:
«Расстреляли двести местных жителей. Оставшиеся в живых были использованы для рытья могил. Там были и женщины, но избежать этого было никак нельзя».
И далее:
«Таким образом, мы уничтожили восемь домов с их обитателями. В одном доме двух мужчин с женами и 18-летнюю дочь закололи штыками. Тяжко было мне наблюдать гибель создания столь невинного, но иначе никак нельзя было утихомирить толпу, ведь то были не люди, а звери».
Это, господин Беннетт, тоже, по-вашему, «ложь от начала и до конца»? Или я все-таки был прав, когда писал, что к массовому убийству мирного населения немцы приступили с первых же дней и что злодеяний такого рода Европа не помнит с давних и очень темных времен?…
1915 г.
Трудно даже выработать линию поведения в отношении европейских краснокожих, которые подвергают пыткам военнопленных. Ясно, что сами мы не можем подобным же образом оплевывать, пинать, морить голодом и держать на морозе немцев, находящихся в нашем распоряжении. С другой стороны, бессмысленны и призывы к добросердечию, ибо средний немец имеет то же понятие о благородстве, что корова – о математике. Он искренне не способен понять, например, что заставляет нас с теплотой отзываться о фон Мюллере из Веддингена и других наших противниках, пытающихся в какой-то мере сохранить человеческое лицо. Германская пресса объясняет это отчасти сентиментальностью, отчасти лицемерием. Не сомневаюсь также и в том, что пилоты германских аэропланов, обстрелявшие наши шлюпки в тот момент, когда те пытались взять на борт оставшихся в живых моряков «Блюхера», искренне не догадывались об истинных намерениях спасателей.
Поскольку немцы пытаются представить свое варварское поведение ответом на нашу морскую блокаду, уместно будет заметить, что они не лучше относились к нашим военнопленным и до того, как мы сформулировали свою морскую политику Плененные в Бельгии представители британского Красного Креста свидетельствуют о столь же бесчеловечном к себе отношении. Будучи в силу особенностей национального характера не в силах отплатить врагу той же монетой, мы могли бы ответить иначе – издать массовым тиражом сообщение майора Ванделера, официальные американские сводки, а также статьи, вроде той, что появилась в голландской газете «Tyd», о пытках, которым подверглись трое британских военнослужащих, захваченных на приграничном посту в октябре. Все это следует по официальным каналам распространить в нейтральных странах и среди наших солдат во Франции. Праведный гнев лучше всяких призывов поднимает мужчину на бой, и мы просто обязаны использовать оружие, которое в руки нам вкладывает сам враг. Нашим солдатам (которые, может быть, и не нуждаются в дополнительной агитации) должно быть совершенно ясно, что лучше пасть на поле боя, чем понадеяться на человеческое к себе отношение немца.
Притом что враг наш не знаком с понятием великодушия, он, во всяком случае, крайне практичен. Осознав, что мы используем информацию о чинимых им злодеяниях в военных целях, он (из соображений выгоды, не морали), возможно, и пересмотрит свою политику.
1915 г.
… Мы живем в такое время, когда сохранить руки чистыми можно лишь за счет чужих страданий. Например, отравляющий газ: сам по себе этот способ ведения войны отвратителен, но отказаться от него мы не можем просто потому, что враг продолжает травить им наших людей на фронте. Так же, если превратив в руины несколько германских городов, мы сможем спасти жизни наших сограждан, такая мера, на мой взгляд, будет совершенно оправданна. Думаю, те, кто называют и эту акцию «массовым убийством мирного населения», занимаются демагогией: речь идет о мести за уже совершенные массовые убийства и предотвращении подобных преступлений в дальнейшем. Мы ведь без возражений позволили французским летчикам бомбить Карлсруэ и Штутгарт, причем во втором случае было официально заявлено, что это – ответ на бомбардировку беззащитных городов Франции и Британии. Налет, последовавший сразу же за первым немецким рейдом на Лондон, и был воспринят как реакция на совершенное варварское преступление. Да, это работа, мягко говоря, грязная (хоть и необходимая), но остаемся ли мы чище, позволяя союзнику выполнять ее от нашего имени и при этом объясняя миру, что сами мы, мол, на подобное неспособны, а следовательно, врагу дозволяем и впредь играть жизнями наших сограждан, ничуть не опасаясь за безопасность своих горожан?…