Как получалось, что англичанам сходили с рук все их предвзятые мнения? Во-первых, они, бесспорно, доминировали на островах, и их мало интересовало, что думают другие. Во-вторых, к XIX веку они владели самой преуспевающей империей в мире, которая ярко демонстрировала, каких результатов можно добиться благодаря практичности и самодисциплине англосаксов: отсюда следовало, что лучший выход для эмоциональных кельтов — выработать в себе эти качества, а не носиться с сентиментальными экскурсами в историю некоего изолированного народа. И в-третьих, у многих кельтов был комплекс неполноценности по отношению к родным местам. «Земля моих отцов, — говорил валлийский поэт Дилан Томас, — отцам пусть остается». Отвращение к самому себе — вещь живучая. В романе «На игле» один из наркоманов Ирвина Уэлша говорит другому:
«Чего винить англичан в том, что они сделали нас своей колонией. Я ничего против англичан не имею. Они просто болваны. А мы не сумели даже выбрать приличную, здоровую нацию, чтобы она нас завоевала. Мы не смогли даже этого. Нами правят изнеженные болваны. И во что мы превращаемся? В самых что ни на есть, ети его, подонков. В самых жалких, презренных, убогих и несчастных высерков, которых когда-либо производили на свет божий».
Англосаксонской империи кельты могли противопоставить лишь исчезающие культурные достижения: древняя цивилизация, к которой они якобы принадлежат, была культурой устной, и каких бы вершин ораторского искусства они ни достигли, их унесли с собой в могилу друиды. Шотландцы, вероятно, до сих пор не оправились от страшного удара, уязвившего их гордость, когда выяснилось, что герой кельтских мифов Фингал из «Песен Оссиана», которые якобы обнаружил Джеймс Макферсон, путешествуя по Шотландии в 1760 году, и которые, по утверждению историка Гиббона, свидетельствовали, «какую новизну природных добродетелей можно найти в простодушных каледонцах», — искусная подделка. Они остались с теми же изъявлениями чувств, что и у поэта У. Б. Йейтса, который в «Кельтских сумерках» пишет о «великой кельтской фантасмагории, значение которой не открыл ни один человек и не явил ни один ангел». Тем не менее сам Йейтс говорил, писал и читал по-английски и признавал, что «все, что я люблю, пришло ко мне через английский язык».
На каждом псевдодруидском празднике валлийской народной поэзии и песни — айстедвод (которые проводятся чуть ли не с 1792 года) огромное число валлийцев вовлекается в англосаксонскую реальность. Это смешение приняло такой большой размах, что просто невозможно проверить, сколько еще существует чистокровных кельтов. Их история неумолимо движется вспять: последний носитель корнуэльского языка умер в 1777 году, последний носитель гэльско-мэнского — в 1974-м, последний носитель дисайдско-гэльского — в 1984-м. В Северной Ирландии гораздо больше носителей китайского, чем тех, чей родной язык ирландский. Эти языки сохраняют остатки жизненных сил лишь благодаря идеологии и субсидиям английских налогоплательщиков, о чем свидетельствуют телеканал, на котором вещание ведется на валлийском языке, и большое число носителей ирландского языка среди заключенных, бывших членов Ирландской республиканской армии.
Этим древним культурам англичане, похоже, противопоставили культуру, которая оказалась культурой мирового класса. И именно благодаря тому, что англичане доминировали в организации, которая доминировала над большей частью мира, слова «Англия» и «Британия» скоро стали употреблять как взаимозаменимые. Монументальный труд экономиста и политика Уолтера Бейджхота о взаимоотношениях между парламентом, королевской властью и судами Соединенного Королевства — который до сих пор считается классическим введением в данный предмет, несмотря на то что ему уже более ста лет, — называется «Английская конституция». Эндрю Бонар Лоу, канадец шотландско-ольстерского происхождения и поэтому, можно было бы подумать, человек чувствительный к такого рода вещам, нисколько не возражал в 1920-е годы, когда его называли «премьер-министром Англии». В 1930-е годы появились первые тома «Оксфордской истории Англии»; в них рассказывалось о шотландских университетах под началом английского образования и о внутренних делах колоний, как части английской истории.