В другом эссе Джордж Оруэлл описывает идеальный городской паб под названием «Луна под водой». Он расположен в конце переулка, в нем достаточно оживленно, чтобы туда хотелось зайти, но и не чересчур шумно, чтобы нельзя было спокойно поговорить. Викторианская обстановка, без модернизации, приветливые официантки, которые обращаются к каждому посетителю «милый», подают мягкое, пенистое, темное разливное пиво, а наверху в зале — вкусный ланч. На стойке с закусками всегда можно было найти сэндвичи с ливерной колбасой, мидии и сыр с маринованными огурцами. Во дворе был большой сад, и там качались на качелях и скатывались с горки дети. В конце Оруэлл признает то, в чем его уже заподозрило большинство читателей: паба «Луна под водой» никогда не существовало. Зато он существует теперь. Таких пабов целых четырнадцать, и всеми ими владеет огромный пивоваренный холдинг со штаб-квартирой в Уотфорде. Манчестерская «Луна под водой» считает себя самым большим пабом в Британии: пивной зал площадью 8500 квадратных футов с тремя стойками на двух этажах. В нем работает 65 человек и имеется восковая фигура Ины Шарплз, персонажа телевизионной «мыльной оперы» «Коронейшн-стрит», которая витает над заведением как некая богиня плодородия. В баре царит невероятный гам, а в субботу вечером там полно молодых мужчин и женщин, которые так набираются импортного пенистого американского пива, что едва не лезут в драку.
Если взглянуть на Англию со стороны, она абсолютно не похожа на ту, прежнюю. Никто больше не посочувствует вам в ваших стараниях или страданиях, служба в вооруженных силах теперь в диковинку, а отсутствие излишеств воспринимается как воспоминание о чем-то давно прошедшем. Лишь незначительное меньшинство разделяет старинные добродетели, предписывающие не тратить деньги на личные развлечения или украшения.
Тем не менее это труднопостижимое, скрытое своеобразие — все, что осталось у англичан. В начале 90-х я испытал в этой связи страшное разочарование, когда мне пришлось отправиться в Южную Африку на похороны друга и коллеги, погибшего в автомобильной катастрофе: он очень торопился и его машина вылетела с дороги. Церковь располагалась в процветающем предместье, где живут белые, где парковки вдоль дорог уставлены автомобилями БМВ, и на колючей проволоке вокруг каждого дома висит табличка с надписью:»Огонь открываем без предупреждения». Службу проводил нестрогий священник-африканер, который, как я понял, был мало знаком с Джоном. Хор состоял из женщин, убиравшихся в доме, где у Джона был офис, бедных и босоногих (некоторые босиком в буквальном смысле слова). Но когда они запели «Нкози сикелели Африка», гимн чернокожего населения, их голоса наполнили гулкую пещеру церкви с претензией на готику страстной благозвучностью. Это была не просто радость от пения. Они пели нечто, во что верили. Затем священник произнес несколько простых слов в дань уважения и, повернувшись к ксерокопированному листочку, объявил следующий гимн. Это был «Иерусалим», необычное, британско-израильское стихотворение Блейка, которое начинается словами «Ступал ли Он встарь Своею ногой средь кущ английских холмов?».
«Пойте же, англичане, — загремел он с кафедры, — пойте!»
Мы застенчиво старались, как могли. Однако той задушевности, той страсти, которые вкладывали в свое пение уборщицы, в нашем исполнении не было. «Иерусалим» — это самое близкое к гимну (волнующий мотив с малопонятными словами), что есть у англичан. Но мы не могли исполнить его с какой-либо долей убежденности. Думаю, нам было неловко, поскольку все дело в том, у англичан нет национальной песни, как нет и национального костюма: когда по условиям конкурса «мисс Вселенная» потребовалось выйти в национальном костюме, «Мисс Англия» появилась в нелепом наряде бифитера.
Национальный день Англии 23 апреля проходит по большей части незаметно, в то время как придуманные британские церемониальные действа, такие как «официальный (?) день рождения королевы», отмечаются с артиллерийским салютом, вывешиванием флагов и приемами в посольствах Великобритании по всему миру. Самый близкий к национальному танцу англичан — моррис с неуклюжими телодвижениями, которые выделывают в пабах бородатые мужчины в протертых сзади до блеска брюках. Когда англичане играют с Уэльсом или Шотландией в футбол или регби, шотландцы могут спеть «Цветок Шотландии», валлийцы — «Земля моих отцов». Английской команде приходится раскрывать рот под звуки британского национального гимна, похожего на панихиду прославления монархии, задача которой — объединить несоединимые части все более и более ветшающего политического союза. На Играх Содружества организаторы приспособили под английский гимн песню «Земля надежды и славы». (Но когда в начале 1998 года футбольный клуб «Джиллингем» плелся во втором дивизионе после того, как им не удалось выиграть тринадцать игр подряд, и перед матчами с его участием по системе местного радиовещания для поднятия духа стали передавать «Земля надежды и славы», то посыпались яростные письма протеста от болельщиков, считавших, что эта песня может поднять дух лишь у фашистов.) Существует еще более пятисот чисто шотландских песен, многие из которых широко известны. Но зайдите в английский паб и попросите спеть «Пребудет Англия вовек», «Йомены Англии» или любую другую из старинных национальных песен, и ответом вам будет недоуменное молчание. Или того хуже. Единственное, что может с энтузиазмом исполнить толпа английских футбольных болельщиков — это спиричуэл чернокожих американских рабов. «Неси меня покойно, славная колесница» на матчах по регби и несколько устаревших попсовых песен, зачастую с непотребными словами, на футбольных встречах.