А вот шумное и вызывающее поведение других может вывести из себя истинного англичанин. В Лондоне, до начала пандемии почти полностью отданном туристам и иммигрантам, нередко можно было увидеть в автобусе чинную английскую пару, с откровенным недоумением разглядывающую шумную и эмоциональную группу испанских или итальянских туристов. Впрочем, англичане позволяли себе только хмурить брови и молча переглядываться.
Пару слов о деловых качествах англичан. Хорошо ли при таком скептицизме иметь дело с английским бизнесменом? Вне всяких сомнений, если речь идёт о данном слове, обещании, сроках и прочем. Хотя в переговорах всё не так просто. Если англичанин на ваше предложение отвечает: «Я не уверен, что это хорошо», «посмотрим», «вернёмся к этому вопросу позже», такое понимается однозначно – нет. Выгода, деловая предприимчивость, сноровка, смекалка торговцев-англичан отступают, когда со стороны покупателя они видят излишний энтузиазм, возбуждение, неумеренность. В музейном магазине на родине Шекспира в Стратфорде я видел, как иностранные туристы весело скупали всё, что видели, и едва ли не выхватывали друг у друга сувениры. Это вызывало леденящую вежливость продавщиц. Тот факт, что туристы дают им средства к существованию, ничего не меняет. Отторжение у англичан вызывает пренебрежительное отношение к очередям. Сами они образуют очередь даже… из одного человека. В местах, где очереди предсказуемы, расставляются специальные барьеры, чтобы никто не волновался. Ну, а если кому-то все-таки удастся просочиться откуда-то сбоку, его проигнорируют и одарят холодным взглядом, включая того, к кому этот кто-то прорывался.
Кстати, скепсис англичан каким-то образом уживается с традициями, правилами, бытом в принятых рамках. Скажем, детей в 18 лет принято выпихивать из родного дома – идите работать, снимайте комнату, пробуйте жить самостоятельно. Родители избегают излишней опеки, не ждут ежедневных звонков, даже визитов детей на выходные. Но вот на Рождество повсеместно дети покорно являются в отчий дом. Без напоминаний.
Да, любой английский разговор действительно крутится вокруг погоды. Тут и показное удивление, и даже восхищение: мол, кто бы мог подумать! За этим лёгким трёпем – игра скептиков, и больше ничего. Зимой иногда выпадает снег, температура понижается до нуля градусов, а иногда и до минуса. Но Англия к зиме никогда не готова, жизнь парализуется, не ходят поезда, останавливаются автобусы, нарушается телефонная связь. Похожая картина наблюдается и летом, когда устанавливается удушающе-жаркая погода. Кондиционеры в офисах есть далеко не всегда. Погода не заставит англичанина с его скептицизмом прихватить зонт, скажем, как меня. Да, на улице холодно. Но если пришла календарная весна, все мамы надевают детям шортики, отправляясь с ними на прогулку. Говорят, эта традиция не меняется в Англии уже пять веков.
Раздел 1. Глазами русского эмигранта
Предисловие
Эмигрантская судьба Владимира Набокова привлекла меня не только тем, что он был величайшим скептиком. Скептицизм его, конечно, русский. Но отчётливо он проявился впервые именно в Англии начала 20-х годов прошлого столетия, точнее, в Кембридже. Потому Набоков виртуально сразу стал частью моей английской жизни, и в гораздо большей степени, чем если бы присутствовал физически. Отставив в сторону пережитки снобизма московского литературного салона, скажу, что Набоков со своей судьбой уникального писателя-эмигранта по-настоящему начал впервые открываться мне в 1989-м, когда я приехал в Лондон.
Неофит, заглянув нынче в интернет, сразу наткнётся на глупость: «Оказавшись в Англии, Набоков приобрёл пару правильных ботинок под названием «оксфорды-броги». На самом деле всё было куда прозаичнее. В 1919 году семья Набоковых выбралась из советской России в Англию и поселилась в большом доме в Кенсингтоне, респектабельном районе Лондона. Чтобы прожить и найти деньги для учёбы детей, пришлось продать драгоценности матери, которые она привезла. В октябре того же года Владимир стал студентом-пансионером «Тринити-колледж» в Кембридже. Да, ему пришлось купить чёрную академическую мантию и квадратный головной убор с кисточкой.
Осваивался Владимир быстро ещё и потому, что детские годы прошли в Петербурге, в семье отца-англомана. Читать по-английски научился раньше, чем по-русски. Поначалу сошёлся с русскими, которые учились в Кембридже. Но дружеских отношений ни с ними, ни с англичанами-сверстниками установить не удалось из-за того, что Набоков радикально относился к большевикам и революции в России. Скепсис Владимира к тем, кто не поддерживал идею интервенции в Советскую Россию, обернулся отходом и прекращением всяких политических дискуссий.