Динамик внутренней сигнализации рявкнул:
– Гаррисон, Глид, Грегори… – и так далее в алфавитном порядке.
В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.
– Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело!
– Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас и знать не знал. Я просто вошел и сел.
– Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойною диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Пришлось тащить его обратно на себе.
– Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.
– Так я ж и говорю, что надо было разделиться.
– Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.
– Грейдер психанет, когда узнает, что столько народа опоздало.
Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.
– Гаррисон! – завопил он.
Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.
Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: «Всего пять дней, а разложение уже началось». Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:
– А, это вы, сударь! Давно вернулись из увольнения?
– Позапрошлым вечером, сэр.
– Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?
– Никак нет, сэр. Я велосипед не брал.
– Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.
– Почему, сэр?
– Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать – почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?
– С сержантом Глидом, сэр.
– Вызвать его, – приказал посол.
Морган послушно открыл дверь и позвал:
– Глид! Глид!
Ответа не последовало. Он попробовал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.
– Он отметился, когда возвращался?
Капитан Грейдер сверился с лежащим перед ним списком.
– Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.
Морган вернулся в навигаторскую.
– Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.
– Вызвать этого солдата. – Его превосходительство повернулся к Гаррисону. – А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.
Вошел испуганный таким обилием начальства солдат и вытянулся по стойке «смирно».
– Что вам известно о сержанте Глиде? – потребовал посол.
Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.
– В общем, ваше благородие, я…
– Называйте меня «сэр».
– Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что брюхо схватило. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.
– Где? Когда?
– В городе, сэр. Он сидел в одной из этих ихних междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.
– Он вам что-нибудь говорил?
– Немного, сэр. Он был в возбужденном состоянии. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.
– Ваш человек, – сказал посол полковнику Шелтону. – Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, тремя нашивками, с пенсией на носу. – Он снова повернулся к солдату. – Глид сказал, куда именно он едет?
– Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: «Зассд».
– Хорошо, можете идти. – Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: – Вы были в первой группе?
– Так точно, сэр.
– Позвольте вам сообщить кое-что, сударь. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: «Нет, и точка!» Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!
Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал:
– В этом есть что-то парадоксальное. Пьяных я могу понять. Всегда найдутся несколько человек, которые, сойдя с корабля, первым делом налижутся в стельку. Но из двух сотен, соизволивших вернуться, почти половина вернулась раньше времени, как и вы. И все давали примерно одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали их.