Дыша как загнанный волк, подбежал Элрик к дому повелителя Воашуна — главного сенатора Карлаака, отца Зарозинии. Он забарабанил в двери кулаками, заорал обомлевшим слугам:
— Эй! Откройте! Это я, Элрик! Быстрей!
Двери распахнулись, и Элрик ворвался в дом. Повелитель Воашун, спотыкаясь, неуверенно спускался по лестнице, лицо обрюзгло со сна.
— Что случилось, Элрик?
— Собирайте воинов! Зарозинию похитили! Это были демоны, и сейчас они, должно быть, уже далеко. Но мы должны искать — может, они все-таки оставили следы.
Лицо повелителя Воашуна оживилось, он выкрикивал короткие приказания слугам, одновременно слушая рассказ Элрика о том, что произошло во дворце.
— А еще мне необходимо попасть в оружейную, — закончил Элрик. — Я должен взять Несущий Бурю!
— Но ты же сам отказался от этого меча, говорил, что боишься его злой власти над тобой, — тихо напомнил ему повелитель Воашун. Элрик ответил нетерпеливо:
— Да, верно, но я отказался от Несущего Бурю из-за жены. А теперь, если я хочу вернуть Зарозинию, мне не обойтись без него. Все очень просто. Скорее давайте ключ!
Молча принес ключ повелитель Воашун и повел Элрика в оружейную, где хранились оружие и доспехи его предков, веками скапливавшиеся здесь. Через пыльные помещения прошел Элрик к нише, где, казалось, находилось нечто живое.
Едва белая рука Элрика с тонкими слабыми пальцами коснулась огромного черного боевого меча, как оружие чуть слышно застонало. Он был очень тяжел, но хорошо уравновешен, этот двуручный меч поразительной величины: широкая крестовина защищала руки воина, мощный отполированный клинок был почти пяти футов длиной. Около рукоятки выгравированы таинственные руны, и даже Элрик не знал, что они означают.
— Опять мне придется пустить тебя в дело, Несущий Бурю, — сказал он, застегивая на поясе пряжку ножен, — и сдается мне, на сей раз мы связаны так прочно, что лишь смерти дано нас разъединить.
Затем он торопливо вышел во двор, где воины, оседлав горячившихся коней, уже ждали приказа.
Элрик встал перед воинами и вытащил из ножен Несущий Бурю так, чтобы его таинственное черное сияние мерцающим ореолом окружило фигуру владельца, чье лицо, белое, как кость, проступало из светящейся мглы.
— Этой ночью вы пойдете по следам демонов. Обыщите всю страну, прочешите лес и долину. Вы должны найти похитителей вашей принцессы! Возможно, чтобы скрыться, они прибегли к сверхъестественным силам. Но ничего нельзя сказать наверняка. Так ищите же — и ищите хорошенько!
И они искали всю ту неистовую ночь напролет, но ни следов странных существ, ни жены Элрика не нашли. А когда пришел рассвет, воины возвратились в Карлаак, где их ждал Элрик. От него исходила колдовская сила, передававшаяся ему от меча.
— Властитель Элрик, продолжать ли нам поиски? Быть может, при дневном свете какой-нибудь след и отыщется? — крикнул один из воинов.
— Да он не слышит тебя, — пробормотал другой, когда Элрик ничего не ответил на вопрос.
Но тут Элрик обратил к ним искаженное мукой лицо и тоскливо сказал:
— Не надо. У меня было время поразмыслить, и теперь я знаю, что должен искать жену с помощью колдовства. Все свободны — вы ничего не найдете.
Он покинул их и ушел в свой дворец. Теперь Элрик твердо знал: есть лишь один способ узнать, где скрывают Зарозинию. Он не любил прибегать к этому способу, но иного выхода не было.
Вернувшись домой, Элрик выгнал всех из своей спальни и, закрыв дверь на засов, принялся разглядывать мертвое существо.
Элрик еще не успел смыть с одежды застывшую кровь мертвеца, но топор, поразивший его, унесли спутники таинственного ночного гостя.
Элрик подготовил тело, распрямил на полу его члены. Потом закрыл ставни так, чтобы ни один дневной луч не мог проникнуть в комнату, разжег в углу жаровню. Она чуть покачивалась на цепях, пропитанные маслом лучинки вспыхнули. Элрик подошел к небольшому сундуку у окна, вынул оттуда матерчатый мешок, из него извлек пучок сухих трав и торопливо бросил их в жаровню. По спальне распространился отвратительный запах, она наполнилась дымом. Затем Элрик неподвижно застыл над трупом и принялся нараспев произносить заклинание на древнем языке предков, колдунов — властителей Мелнибоне. Песнь лишь отдаленно напоминала человеческую речь, звук то поднимался до пронзительного визга, то превращался в низкий глухой стон.