— Как ты можешь знать мой язык? Быть может, этот мир — лишь мое видение или сон богов? Все выглядит не совсем реальным, едва осязаемым. Почему?
Она слышала его слова.
— Это ты так говоришь о нас? А что тогда сказать о твоей призрачности? Ты сам кажешься явлением из мертвого прошлого!
— Из прошлого?! Все ясно — ты живешь в будущем, еще не существовавшем в мое время. Разве не в этом разгадка наших сомнений?
Она не пожелала больше обсуждать этот вопрос, но внезапно сказала:
— Незнакомец, тебе никогда не сломать этой двери. Если ты смеешь коснуться Олифанта, значит, ты смертной природы, несмотря на странную внешность. Наверное, рог нужен тебе для важных дел.
Элрик улыбнулся:
— О да! Ведь если я не возьму его с собой туда, где его создали, вы не будете существовать!
Она нахмурилась.
— Все намеки, намеки! Чувствую, что разгадка где-то рядом, а никак в толк не возьму. Для Вивиан это необычно. Вот… — она достала из складок платья ключ и протянула Элрику. — Этот ключ от гробницы Роланда. Он всего один. Мне пришлось убить, чтобы раздобыть его, но с тех пор я часто спускалась во мрак склепа, смотрела на бледное лицо и воображала, что смогу его оживить и навсегда укрыть от глаз людских на своем родном острове. Возьми рог! Пробуди его — а когда он убьет тебя, то придет ко мне, к моему теплу, к надежде на вечную жизнь, которую я ему подарю, он предпочтет ее этой холодной гробнице. Иди же — и пусть Роланд убьет тебя!
Он взял ключ.
— Благодарю, госпожа Вивиан. Если б можно было убедить того, кто по сути еще даже не существует, я бы сказал, что вам же будет хуже, если Роланд убьет меня. Пусть уж лучше удача окажется на моей стороне.
Он вложил в замочную скважину огромный ключ и легко повернул его. Двери распахнулись, и Элрик увидел длинный извивающийся коридор с низким потолком. Без колебаний он двинулся вперед, туда, где сквозь холодную туманную мглу мерцал огонь. Элрик шел, а казалось, что он скользит, как во сне, и все представлялось ему даже менее реальным, чем видения прошлой ночи. Наконец он вошел в склеп, который освещали высокие свечи, окружавшие возвышение, на котором лежал Роланд. Воин был облачен в грубые, чуждых очертаний доспехи, огромный меч, почти столь же большой, как Несущий Бурю, покоился на его груди, а выше рукояти, привязанный к шее мертвеца серебряной цепью, лежал Рог Судьбы, Олифант!
Странно выглядело лицо погибшего воина при свете свечей: старое и одновременно молодое, брови ровные, густые, морщин нет.
Элрик переложил Несущий Бурю в левую руку и потянулся за рогом. Он не старался соблюдать осторожность, просто сорвал Олифант с шеи Роланда. Из горла героя вырвался дикий рев. Он мгновенно поднялся и сел, руки его сжимали меч, ноги свисали с похоронного ложа. Глаза Роланда расширились, когда он увидел свой рог в руках Элрика, он прыгнул на него, и Дюрандаль просвистел над головой мелнибонийца. Элрик прикрылся щитом, сунул рог в складки своей куртки и, отступив, перехватил Несущий Бурю правой рукой. Роланд теперь выкрикивал что-то на незнакомом языке. Но Эрлик и не пытался понять его: гнев, звучавший в голосе рыцаря, ясно говорил о том, что речь идет не о мирных предложениях. Элрик продолжал защищаться, не делая даже попыток напасть на Роланда, шаг за шагом отступал по длинному подземному коридору, приближаясь к выходу. Каждый раз, как Дюрандаль ударял по Щиту Хаоса, оба издавали мощный, дикий визг. Герой неумолимо и непреклонно надвигался на Элрика, сверкал его меч, с невероятной силой то обрушиваясь на Щит Хаоса, то скрещиваясь с Несущим Бурю. А потом они вырвались на дневной свет, и Роланд будто ослеп на мгновение. Элрик заметил, как жадно следит за ними Вивиан — ей казалось, что Роланд побеждает.
Однако при дневном свете, да еще не имея ни малейшей возможности уклониться от атак разъяренного рыцаря, Элрик сам ринулся в бой со всей до сих пор сберегаемой силой. Высоко подняв щит и яростно размахивая мечом, он наступал, изумляя Роланда, который, по-видимому, не предполагал в своем противнике такого боевого пыла. Несущий Бурю зарычал, вонзаясь в плохо закаленную сталь роландовых доспехов, скрепленных огромными уродливыми заклепками; спереди на груди рыцаря красовался простой алый крест — вряд ли пристойный для такого прославленного героя знак различия. Но Дюрандаль, изготовленный, очевидно, так же грубо, как и доспехи, тем не менее был грозным оружием: он не терял остроты и грозил вот-вот пробить насквозь Щит Хаоса. Левая рука Элрика онемела от мощных ударов, сыпавшихся беспрерывно, правая болела. Владыка Донблас не солгал, когда говорил, что сила волшебного оружия в мире будущего ослабеет.