— Ну? — спросил Старик. — Как вам это понравилось?
Паника схлынула: я снова был полон безмятежного благополучия, хотя и проявлял осторожность и бдительность. Запястья и лодыжки, которые начали было болеть, теперь перестали беспокоить меня.
— Почему вы сделали это? — спросил я. — Конечно, вы можете причинить мне боль, но зачем?
— Отвечайте на мои вопросы.
— Задавайте их.
— Кто вы?
Я ответил не сразу. Старик потянулся за прутом. Я услышал, как я говорю:
— Мы — народ.
— Какой народ?
— Мы только народ. Мы изучаем вас, и мы знаем ваш образ жизни. Мы… — внезапно я остановился.
— Говорите, — сказал Старик мрачно и помахал прутом.
— Мы пришли, — продолжал я, — принести вам…
— Принести нам что?
Я хотел говорить: прут был ужасающе близко. Но со словами вышло какое-то затруднение.
— Принести вам мир, — выпалил я.
— Мир, — продолжал я, — и удовлетворение, даже наслаждение от… от капитуляции… — Я снова запнулся: «капитуляция» была не тем словом. Я испытывал затруднения, какие бывают с иностранным языком. — Наслаждение, — повторил я, — наслаждение от… нирваны. — Слово подходило. Я почувствовал себя как собака, которую погладили за то, что она принесла палку; я извивался от удовольствия.
— Поясните мне, — сказал Старик. — Вы обещаете человеческой расе в том случае, если только мы капитулируем, что позаботитесь о нас и сделаете нас счастливыми. Правильно?
— Именно так!
Старик обдумывал это, глядя сзади на мои плечи. Затем плюнул на пол.
— Вы знаете, — проговорил он медленно, — мне и таким, как я, — нам очень часто предлагали подобную сделку. Но игра никогда не стоила свеч.
— Испытайте сами, — предложил я. — Это можно сделать быстро. Тогда вы будете знать.
Все это время он впивался взглядом в мое лицо.
— Может быть, я и сделаю это. Но сейчас, — продолжал Старик живо, — у нас есть вопросы. Отвечайте быстро и по существу, и вы останетесь здоровы. Если будете медлить, я включу ток. — Он потряс прутом.
Я сжался от ужаса, чувствуя, что планы мои расстроены. Я уже было решил, что мне удастся его уговорить, и планировал возможность побега.
— Итак, — сказал Старик. — Откуда вы?
Ответа не было. Я не горел желанием отвечать.
Прут приблизился.
— Издалека! — выкрикнул я.
— Это не новость. Где ваша база, ваша планета? — Старик подождал, затем продолжил: — Я могу освежить вашу память. — Я тупо смотрел на него, ни о чем не думая. Его прервал помощник.
— Это может быть семантически трудно, — сказал тот. — Разные астрономические понятия.
— Почему? — спросил Старик. — Слизняк знает то, что знает его носитель. Мы убедились в этом. — Однако он изменил тактику. — Смотрите. Вам понятно строение Солнечной системы. Ваша планета внутри ее или вне?
Я поколебался, а затем сказал:
— Все планеты наши.
Губы Старика скривились.
— Я хотел бы знать, — вслух размышлял он, — что вы имеете в виду. — И, сделав паузу, продолжил: — Неважно; вы можете претендовать на всю эту чертову Вселенную. Но где ваше гнездо? Откуда прилетели ваши корабли?
Я не должен был отвечать ему. Я сидел молча. Внезапно он оказался позади меня и я почувствовал сокрушительный удар.
— Говори же, черт побери! Какая планета? Марс? Венера? Юпитер? Сатурн? Уран? Нептун? Плутон? — Когда он перечислял эти планеты, я видел их. А ведь я никогда не был дальше космической станции… Когда он назвал нужную планету, я сразу узнал ее.
— Говорите! — настаивал Старик. — Или отведаете кнута!
Я услышал, как я сказал:
— Ни одна из них. Наш дом значительно дальше.
Он взглянул на мои плечи, а затем мне в глаза.
— Вы лжете. Нужно немного электричества, чтобы поддержать вашу честность.
— Нет-нет!
— Попытаться не мешает. — Медленно он вонзал прут мне в спину. Теперь я снова знал ответ и был готов дать его, но что-то перехватило мое горло. Потом наступила боль.
Она не кончалась. Я пытался что-то говорить — все равно что, лишь бы прекратить боль, но спазм снова перехватил мне горло.
Сквозь туман боли я видел лицо Старика, мерцающее и расплывающееся.
— Хватит? — спросил он.
Я начал отвечать, но задохнулся и замолк. Я увидел, как он поднимает прут снова.
Я разорвался на куски и умер.
Они склонились надо мной. Кто-то сказал:
— Он приходит в себя.