Я затрясся от смеха. Я хохотал и не мог остановиться.
Старик встряхнул меня.
— Успокойся. Тебе будет плохо. Здесь не над чем смеяться.
— Нет, есть, — ответил я, всхлипывая и хихикая. — Это самое смешное из всего, что могло произойти. Столько страданий — и ничего в результате. Вы замарали себя. Вы потеряли меня и Мэри. И все без пользы…
— Да? Почему ты так думаешь?
— Я знаю. Вы же не получили даже маленький отдачи — от него, от нас. Вы не узнали ничего, чего не знали бы раньше!
— Черт возьми, узнали!
— Черт возьми, нет!
— Успех больше, чем ты даже можешь себе представить. Правда, мы ничего не выжали непосредственно из него, но перед тем как он сдох, мы узнали кое-что от тебя.
— От меня?
— Прошлой ночью. Мы изучали тебя прошлой ночью. Ты был под наркотиком и гипнозом; анализаторы записывали колебания твоих мозговых волн. Паразит открыл тебе кое-что, и это продолжало оставаться в твоей памяти. Так что гипноаналитикам осталось только извлечь это из тебя, когда ты от него освободился.
— Что? Что именно?
— Место, где они живут. Мы знаем теперь, откуда они прибыли и куда могут вернуться. Это Титан, шестой спутник Сатурна.
Когда он это сказал, мне будто сдавило горло — и я понял, что он был прав.
Казалось, он хотел оставаться дружелюбным. Что до меня, то я не хотел с ним бороться. Голова кружилась; было от чего прийти в смятение. Титан — как это далеко отсюда! Пока что Марс оставался самым отдаленным местом, где когда-либо был человек, не считая, правда, экспедиции на спутники Юпитера, но из нее никто не вернулся.
И все же мы могли добраться до Титана, если бы был резон туда лететь. Мы испепелили бы их гнездо!
В конце концов Старик собрался уходить. Он уже похромал к двери, когда я остановил его:
— Папа!
Я не называл его так многие годы. Он повернулся, взволнованный, удивленный и беззащитный.
— Да, сынок?
— Почему вы с мамой назвали меня Элю?
— А? Ну, так звали твоего дедушку по матери.
— О, я думаю, не только поэтому.
— Может быть… — Он повернулся, но я снова остановил его.
— А что за человек была моя мама?
— Твоя мама? Я не знаю, как поточнее объяснить тебе. Ну… она была очень похожа на Мэри. Да, сэр, в значительной степени она была такой, как Мэри. — Он заковылял прочь, не давая мне больше шансов поговорить с ним.
Я повернулся лицом к стене.
XII
Когда доктор выписал меня, я отправился искать Мэри. Я не рассчитывал, что она будет рада видеть меня, но я должен был поговорить с ней.
Вы, наверно, думаете, что высокую, красивую, рыжую найти так же легко, как ровное место в Канзасе? Ничего подобного! Оперативные агенты приходят и уходят, а постоянный штат предпочитает заниматься своими собственными делами. Сотрудники нашего офиса вежливо отмахнулись от меня. Они отправили меня в оперативный отдел, что подразумевало — к Старику. Это меня не устраивало.
Обивая пороги, я столкнулся даже с подозрительностью, отчего стал чувствовать себя будто шпион в собственном Отделе.
Я пошел в биолабораторию и поговорил с ассистентом. Он ничего не знал о девушке, имевшей отношение к операции «Интервью». Тогда я направился в офис Старика. Выбора не было.
За столом вместо мисс Хайнес сидела новая секретарша. Я больше никогда не видел мисс Хайнес и даже не спрашивал, что с ней; я не хотел этого знать. Новая секретарша передала по селектору мой идентификационный код, и, к моему удивлению, Старик оказался на месте и согласился принять меня.
— Чего ты хочешь? — спросил он сварливо.
— Подумал, что у вас есть какая-нибудь работа для меня, — сказал я, хотя это было совсем не то, что я собирался сказать.
— Естественно. Я как раз собирался послать за тобой. Ты бездельничал достаточно долго. — Он рявкнул что-то по телефону, поднялся и сказал: — Пошли!
Внезапно я почувствовал умиротворение.
— К косметикам? — спросил я.
— Сойдет и твое собственное безобразное лицо. Мы направляемся в Вашингтон.
— Надеюсь, этот город чистый?
— Если ты так думаешь, то у тебя ржавые мозги, — ответил Старик. — Разуй глаза!
Для дальнейших вопросов не было возможности. Такое большое количество полностью одетых людей вокруг внушало мне беспокойство. Я почувствовал, что меня тянет прочь с улицы и что я высматриваю сутулых. Подниматься в набитом народом лифте, чтобы попасть на пусковую платформу, казалось мне явным безрассудством. Когда мы наконец оказались в машине, я так и сказал: