— Говорите, — сказал он. Потом добавил: — Вы уверены? Очень хорошо, Джон, что вы посоветуете?.. Понимаю. Нет, я не думаю, что это сработает. Я лучше пойду по улице. Скажите им, чтобы были готовы. — Он бросил трубку и повернулся к помощнику. — Распорядитесь, чтобы вели стереосъемку. — Затем обратился к Старику: — Пошли, Эндрю, мы должны идти в Капитолий.
Он послал за своим камердинером и удалился в комнату, примыкавшую к кабинету, чтобы одеться. Оттуда он вышел в своем традиционном официальном костюме, но не стал нам ничего объяснять.
Что касается нас, мы остались в спецовках из гусиной кожи, так и отправились в Капитолий.
Шла совместная сессия, и я испытал кошмарное ощущение, словно был без штанов в церкви, так как конгрессмены и сенаторы были одеты, как обычно. Потом я увидел, что мальчики-помощники ходят в шортах, без рубашек, и мне стало легче.
По-видимому, некоторые люди скорее согласились бы умереть, чем потерять чувство собственного достоинства. Сенаторы были во главе этого списка. Конгрессмены тоже. Они дали Президенту полномочия, которые он просил. Кампания «Голая Спина» была обсуждена и и одобрена, но они не хотели признавать, что это относится и к ним. Кроме того, они были осмотрены и обысканы, но никто из них не хотел быть первым на публичном стриптизе. Они сидели в зале при полном параде, застегнутые на все пуговицы.
Выйдя на трибуну, Президент подождал, пока наступит мертвая тишина. Затем медленно, с улыбкой начал снимать с себя одежду. Он остановился, когда оказался голым по пояс. Потом повернулся кругом, подняв руки.
— Я сделал это, — сказал он, — чтобы вы могли видеть, что глава высшей исполнительной власти не является пленником врага. — Он сделал паузу, затем спросил: — Ну, а как насчет вас?
Эти слова он адресовал всему залу, после чего указал на молодежного лидера: — Марк Кумине, вы лояльный гражданин или шпион-оборотень? Снимайте рубашку.
— Господин Президент… — Это подала голос мисс Эванс из штата Мэн, выглядевшая, как хорошенькая учительница. Она встала, и я увидел, что она была в вечернем платье до пола, но вырез его был настолько глубок, насколько это было возможно. Она повернулась словно манекенщица: сзади вырез заканчивался у основания спины. — Этого достаточно, господин Президент?
— Вполне достаточно, мадам.
Побагровевший Кумине вертел в руках свой пиджак. Кто-то встал в центре зала. Это был сенатор Готлиб. Он выглядел так, будто перенес тяжелую болезнь: впалые серые щеки, бескровные, казавшиеся синими губы. Но держался он прямо и с достоинством, под стать Президенту. Раздевшись до пояса, Готлиб также продемонстрировал всем свою спину: на ней алело пятно от паразита.
— Прошлым вечером, — сказал он, — я стоял здесь и говорил такие вещи, что с меня шкуру содрать за них мало! Прошлым вечером я не принадлежал сам себе. Зато сегодня я сам себе хозяин! — Вдруг у него в руках появился пистолет. — А ну, поднимайтесь, предатели, бездельники! Разве можно не видеть, что Рим горит? Всем показать свои спины! Даю две минуты — затем стреляю!
Мужчины, что находились рядом с ним, пытались схватить его за руку, но он размахивал пистолетом, как мухобойкой, крепко съездив одному по физиономии. Я вытащил собственный пистолет, собираясь поддержать его, но необходимость в этом уже отпала. Поняв, что он опасен, как разъяренный бык, они отступили.
Потом начали раздеваться. Один человек бросился к двери; его сбили с ног. Нет, он не носил на себе паразита. Но тем не менее троих мы все-таки поймали. После этого по всем программам была показана десятиминутная передача, и Конгресс начал первую из своих «голых» сессий.
XIV
Пропаганда велась регулярно. Страна была разделена на участки, которые прочесывались с воздуха в поисках «летающих тарелок». Радарный щит находился в состоянии постоянного слежения. Словом, система противовоздушной обороны была готова уничтожить все, что могло приземлиться.
В незараженных местностях люди, охотно или неохотно, но снимали рубашки, разглядывали их недоуменно и не находили никаких паразитов. Они смотрели передачи новостей и всё ждали, что правительство объявит им о том, что опасность миновала. Однако ничего не происходило, и обыватели начинали сомневаться в необходимости бегать по улицам в купальных костюмах.