— Или посадки, — уточнил Старик.
XVI
Пустое дело быть умным задним числом. В момент, когда первая «тарелка» приземлилась, опасность можно было ликвидировать одной бомбой. Даже тогда, когда Мэри, Старик и я производили разведку вокруг Гриннела, мы втроем могли бы убить всех слизняков, если бы знали, где они находились. А будь кампания «Голая Спина» задействована в первую же неделю, события не приняли бы сейчас такого угрожающего характера. Теперь уже становилось ясно, что в качестве наступательной меры этого было недостаточно. Как оборонительное средство она была полезной: только с ее помощью можно было спасти незараженные местности. Хотя она приносила успех и в наступлении: некоторые местности, завоеванные слизняками не слишком прочно, удавалось очистить именно благодаря ей, например, Вашингтон, Новую Филадельфию и Новый Бруклин. Все восточное побережье изменило цвет с красного на зеленый.
Но центр страны по-прежнему был красным. Зараженные районы стали до того густо утыканы ярко-алыми булавками, что карту пришлось заменить военной — огромной, электронной, масштабом десять миль в одном дюйме, которая полностью закрывала стену в конференц-зале. Это была копия. Оригинал же находился на своем законном месте в Новом Пентагоне.
Страна была разделена пополам, как если бы красной краской провели линию сверху вниз по центральной долине. Две янтарного цвета дорожки окаймляли полосу, которой владели слизняки. В этих местностях трансляция велась как станциями, где засел враг, так и станциями, что находились в руках нормальных людей. Первая янтарная дорожка начиналась возле Миннеаполиса, проходила западнее Чикаго и восточнее Сент-Луиса, затем извивалась через Теннесси и Алабаму. Вторая пересекала Великие равнины. Эль-Пасо лежал в эпицентре оторванного от основных сил противника.
Президент собрал кабинет и увел Старика с собой. Рекстон и его помощник ушли еще раньше. Я остался один, потому что стеснялся бродить по Белому дому. Мучаясь от безделья, я наблюдал, как янтарные огни мигали красными; а красные, что случалось гораздо реже, загорались янтарным или зеленым цветом.
Я думал о том, каким образом визитер без определенного статуса может здесь позавтракать. Меня подняли в четыре, и с тех пор я выпил только чашку кофе, поданную камердинером Президента. Еще более настоятельно я хотел бы найти туалет. Наконец, отчаявшись, я начал пробовать двери. Первые две были заперты; третья оказалась то, что мне было нужно.
Выйдя оттуда, я увидел Мэри. Я посмотрел на нее как идиот.
— Я думал, ты с Президентом.
Она улыбнулась.
— Меня прогнали. За ним наблюдает Старик.
Я сказал:
— Послушай, Мэри, я все собирался поговорить с тобой, это первый шанс, который у меня есть. Я имею в виду… мне трудно объяснить… в общем, я не хотел сделать то, что я сделал… — Я умолк и сжался, чувствуя себя преотвратно.
Она положила руку мне на плечо.
— Сэм… Сэм, дорогой мой, не тревожься об этом. То, что ты говорил, и то, что ты делал, происходило из того, что ты знал. Для меня имеет значение только то, что ты сделал для меня. Остальное все не важно, кроме того, что я снова счастлива знать, что ты не презираешь меня.
— Это хорошо, черт возьми.
Она улыбнулась мне радостной улыбкой, совсем не похожей на ту вежливую, которой приветствовала меня в официальной обстановке.
— Сэм, я думаю, тебе нравится, когда твои женщины немного суки. Предупреждаю, что я могу быть такой. — После небольшой паузы она продолжила: — Тебя все еще беспокоит эта пощечина. Ладно, я верну ее назад. — Она шлепнула меня легонько по щеке. — Вот, мы в расчете, и ты можешь забыть об этом.
И вдруг настроение ее резко изменилось. Она замахнулась на меня изо всей силы' — и я почувствовал, что голова у меня отваливается.
— А это, — сказала она напряженным шепотом, — плата за то, что я получила от твоей подружки!
В ушах у меня стоял звон, а глаза никак не хотели сфокусироваться. Она взглянула настороженно и вызывающе. Она злилась, если расширенные ноздри что-нибудь значат. Я поднял руку, и Мэри вся напряглась, но я только хотел потрогать свою жгуче ноющую шею.
— Она мне не подружка, — ответил я тихо.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались. Она положила руки мне на плечи и, продолжая смеяться, в изнеможении опустила голову на мою грудь.
— Сэм, — сказала она, — я так виновата…
— Ни черта ты не виновата, — проворчал я. — Но какого дьявола ты все ходила вокруг до около?