— Контроль! — запросил я. — Контроль!
Экран засветился, на меня глядел молодой человек. С облегчением я увидел, что он был голый по пояс.
— Контроль слушает. Блок «Фокс-11». Что вы там делаете, в воздухе?
— Неважно — огрызнулся я. — Соедините меня с ближайшим военным округом. Приоритет аварийной ситуации!
Он заколебался, потом экран замерцал и возникла другая картина. Это был центр военных донесений, и — что приятно отметить — все в нем были раздеты до пояса. На переднем плане сидел молодой офицер; я едва не расцеловал его, но вместо этого сказал:
— Военная необходимость. Соедините меня с Пентагоном и с Белым домом.
— Кто вы?
— Нет времени! Я — гражданский агент, и мой идентификационный номер вам ничего не скажет. Быстрей!
Дежурный отвернулся от экрана и подозвал подполковника.
— Немедленно приземляйтесь! — только и сказал мне тот.
— Послушайте, — возразил я, — это военная необходимость. Вы обязаны соединить меня…
— То, что я вам говорю, и есть военная необходимость. Последние три часа все гражданские воздушные суда находятся на земле. Садитесь немедленно.
— Но я должен…
— Садитесь или мы собьем вас. Мы контролируем траекторию вашего движения. Я пошлю перехватчик…
— Вы слушаете меня? Я сяду, но я должен…
Он отключился, предоставив мне возможность попросту сотрясать воздух.
Первый выстрел убедил меня в том, что с подполковником шутки плохи. Я сел.
Приземляясь, я вдребезги разбил машину, но не покалечил ни себя, ни своего пассажира. Мне не пришлось долго ждать. Военные заметили мои сигнальные огни и спустились с высоты раньше, чем я с удовлетворением убедился, что моя машина больше не будет двигаться. Они увезли нас с пассажиром, и вскоре я предстал перед подполковником. Он даже взял мое донесение, но после того, как целый наряд психиатров проверил меня под гипнозом на вменяемость.
К тому времени часы показывали час тридцать ночи. Операция «Контрудар» уже длилась один час и тридцать минут.
Старик выслушал мое краткое донесение, покряхтел и приказал найти его утром.
XIX
«Контрудар» был самым нелепым фейерверком в военной истории. Бомбардировка началась в полночь. Бомбы обрушились на девяносто тысяч шестьсот коммуникационных точек — редакции газет, блоки контроля движения, станции стереотрансляции и т. п. Планировалось, что после бомбежки рейдовые отряды проведут облавы, а потом будет делом техники вернуть каждую из этих точек в наше ведение. Вслед за этим по каждой местной станции будет передана речь Президента кампания «Голая Спина» даст свой эффект на всех бывших зараженных территориях, и война будет прекращена, а неприятель уничтожен.
Через двадцать пять минут после начала операции стали поступать рапорты о том, что такие-то и такие-то точки уже отвоеваны. А затем, из других точек, пошли призывы о помощи. К часу ночи в действие было введено большинство резервов, и, казалось, операция развивалась успешно. Во всяком случае об этом докладывали командиры воинских подразделений.
Однако больше про эти подразделения никто никогда не слышал. Красная зона поглотила их, словно они и не существовали никогда. Я не критикую ни Мартинеса, ни Рекстона, ни Генеральный штаб, ни тех бедных парней, кто сбрасывал бомбы. Программа основывалась на том, что казалось правдивой картиной, а ситуация требовала немедленных действий с применением всех имевшихся в нашем распоряжении средств.
Около полудня, как я понимаю, до Рекстона и Мартинеса наконец дошло, что донесения об успехах, которые они получали, являлись самой настоящей дезинформацией. Эти фальшивки посылались через их собственных людей — наших собственных людей, которые уже были оседланы паразитами и подключены к участию в маскараде.
После моего доклада, через полтора часа после начала операции, Старик пытался убедить советников Президента, что не следует больше посылать людей в сомнительные рейды, но те не послушались. Их воодушевил успех, и они стремились его развить.
Старик советовал Президенту проводить зрительную проверку рапортов, на что Рекстон сказал: «Перестаньте беспокоиться. Как только местные станции снова окажутся в наших руках, наши парни приступят к работе, и вы получите всю зрительную информацию, которую пожелаете».
Старик настаивал, что тогда может быть слишком поздно. Рекстон взорвался: «Послушайте, вы! Вы что, хотите, чтобы погибли тысячи человек, чтобы успокоить ваши нервы?!»