Я выбросил все это из головы. Если Мэри и была как-то связана с «витманитами», то это касалось только ее одной. И, конечно, я не собирался позволить культовой философии стать причиной конфликта — сейчас или когда-нибудь. Женитьба — не приобретение собственности, а жена — не имущество.
XXII
В следующий раз, когда я заикнулся про «таблетки времени», она не стала спорить, однако настояла на том, чтобы мы, принимая их, ограничились минимальной дозой.
Я приготовил это в виде инъекций, так оно действует сильнее. Обычно после приема таблеток я смотрел на часы. Когда секундная стрелка останавливалась, я знал, что уже нагрузился. Но в моей лачуге не было часов, и никто из нас двоих не следил за течением времени.
Был восход солнца, а перед этим мы бодрствовали всю ночь, сжимая друг друга в объятьях на низком ложе у камина. Мы продолжали так лежать, чувствуя себя хорошо в полусонной дреме, а я думал, подействовали таблетки или нет. Потом до меня дошло, что солнце перестало подниматься. Я наблюдал за птицей, порхавшей за окном. Если долго и пристально смотреть на нее, можно разглядеть движения ее крыльев.
Я оторвал глаза от окна и оглянулся на свою жену. Пират свернулся клубком у нее на животе, сложив лапы, словно в муфте. Оба они, казалось, спали.
— Как насчет завтрака? — спросил я. — Я умираю от голода.
— Приготовь его сам, — ответила Мэри. — Если я пошевелюсь, я побеспокою Пирата.
— Ты обещала, что будешь меня любить, уважать и готовить мне завтрак, — сказал я и стал щекотать ей пятки. Она завизжала и подобрала под себя ноги. Кот пронзительно завопил и спрыгнул на пол.
— О, дорогой! — с сожалением проговорила Мэри. — Ты заставил меня сделать слишком резкие движения. Я обидела его.
— При чем здесь кот, женщина? Ты вышла замуж за меня! — Но я знал, что допустил ошибку. Человек, находящийся под действием наркотика, должен поступать с величайшей осмотрительностью. Я просто не подумал о коте. Несомненно, он решил, что мы вели себя, как пьяные лоботрясы. Я медленно наклонился, пытаясь погладить его. Бесполезно. Он молнией кинулся к двери. Я мог остановить его, потому что для меня его движения были тягучими как патока; но если бы я сделал это, то испугал бы кота еще больше. Я дал ему убежать, а сам пошел на кухню.
Вы знаете, Мэри оказалась права. «Таблетки времени» не подходят для медовых месяцев. Исступленное счастье, которое я испытывал перед этим, теперь сменилось эйфорией от наркотика. Наркотическая эйфория — искусственное, а потеря была реальной. Я заменил волшебную действительность химической фальшивкой. Как бы там ни было, все равно это был хороший день — или месяц. И все же я желал вернуться к реальности.
Поздно вечером мы вышли из этого состояния. Я почувствовал легкое раздражение, которое всегда вызывается прекращением действия наркотика. Когда рефлексы пришли в норму, я проверил, как обстояло дело у Мэри. Она сообщила мне, что вышла из наркотического состояния примерно двадцать минут назад — точь-в-точь в соответствии с дозировкой.
— Ты хочешь испытать это снова? — спросила она.
Я поцеловал ее.
— Нет. Откровенно говоря, я рад, что вернулся к действительности.
— Я так рада!
У меня появился волчий аппетит, который, я заметил, обычно всегда приходит после того, как наркотик перестает действовать. Я сказал об этом Мэри.
— Подожди минутку, — ответила она. — Я хочу позвать Пирата.
Я не скучал без него в течение этого дня — или «месяца». Таково свойство эйфории.
— Не волнуйся, — сказал я. — Он часто остается на улице целыми днями.
— Но раньше он не оставался.
— При мне оставался, — ответил я.
— Мне кажется, я обидела его, — переживала Мэри. — Уверена, что это так.
— Да он наверняка у старины Джона. Это его обычный способ наказать меня. С ним все будет в порядке.
— Но ведь ночь уже! Как бы лиса не схватила. Может такое случиться? А? Я только выйду и позову его. — Она направилась к двери.
— Накинь что-нибудь, — приказал я. — Сейчас прохладно.
Она вернулась и набросила домашний халат, который я купил ей в тот день, когда мы ходили в деревню. Потом вышла, а я подбросил дров в огонь и пошел на кухню. Пока я ломал голову насчет меню, послышался голос Мэри: «Плохой, гадкий кот! Ты заставил мамочку волноваться…» Она произносила это тем воркующим голосом, каким разговаривают с детьми и с кошками.